Дорога в небо. Книга четвертая. Спокойствие космических дорог. Олег Ерёмин
по жутко опасным джунглям. В любой момент на его спину могла прыгнуть леопардиха, а под любым кустом могла притаиться львица. Ведь всем известно, что девчонки – самые вредные создания в мире и вечно норовят испортить жизнь зулусу-охотнику!
Но на этот раз, для разнообразия, Ндабе пришлось иметь дело не со зверями, а с человеком.
С громким боевым кличем на тропу выскочил вражеский воин.
Был он, так же, как и Ндаба, иссиня-черным, лохматым и худым.
В руках воин держал жутко-страшно-опасное копье, которым не преминул ткнуть Ндабе в живот. Но ловкий охотник увернулся и огрел неприятия своим мачете.
– Ой! – вскрикнул воин и выронил копье. – Ндаба-идиот, ты что со всей дури дерешься!
– Извини, Готто, ты так на меня выпрыгнул! – без особого раскаяния заулыбался во весь белозубый рот охотник.
– Ладно, – тут же простил его вражеский воин.
Мальчишка, а ему, так же, как и охотнику Ндабе, было всего десять лет, потер ушибленное плечо и предложил: – Айда на канал! Надо рану промыть, чтобы микробы захлебнулись.
– Еще как надо! – обрадовался Ндаба.
И пацаны пробежали через маленький перелесок к протекающему в сотне метров от них Лисьему каналу. Не останавливаясь и не раздеваясь, только сдрыгнув с ног пыльные сандалеты, бултыхнулись в приятно-прохладную воду. В два гребка выплыли на середину узенького канальчика, встали по плечи в зеленоватой, слегка попахивающей болотцем воде.
– Давай, я буду хитрым крокодилом, а ты бегемотом! – предложил Ндаба.
– Давай! – легко согласился Готто и выскочил из воды.
Ндаба погрузился по самые ноздри так, что на поверхности осталась лишь кучерявая шевелюра и черные глаза. А Готто, встав на четвереньки и вихляя костлявым задом, вернулся к реке. Тощенький негритенок не слишком-то походил на бегемота, пришедшего на водопой. Но фантазия творит чудеса!
Ндаба, тихонько переставляя полусогнутые ноги и подгребая руками, подкрался к травоядному гиганту и внезапно кинулся на него, крича по-крокодильи: «Ба-ба-ба!»
Бегемот кинулся наутек, но был свален на землю и укушен в предплечье передней правой лапы.
Пацаненки переплелись в схватке, азартно вскрикивая и вполсилы мутузя друг друга, пока не скатились обратно в канал. Там они отлипли и, тяжело дыша и хихикая, выбрались обратно на бережок, растянулись на сочной летней травке. Закрыли глаза, блаженно впитывая солнечные лучи.
«Как хорошо, что я живу в таком замечательном городе!» – подумал Ндаба.
Он любил родной Умгунгундлову. Несмотря на труднопроизносимое название. Впрочем, его прежнее: Питермарицбург, было не лучше. К тому же оно напоминало о светлых временах апартеида, и в тридцатые годы, когда по всей Южно-Африканской Империи прокатилась волна переименований, было заменено на исконно зулусское название. Да, слова «светлый» и «белый» в Империи несут негативную окраску, как у европейцев «темный» и «черный».
Так вот, Ндаба любил свой город, как бы он ни назывался.
И не зря.