Кицунэ. Екатерина Викторовна Королькова
в парк, не целовал перед сном, а певческая карьера сошла на нет. Алисия больше не пела, нигде и никогда.
С рождением брата пришло одиночество. Девочку отдали в школу-интернат, где она проживала и училась пять дней в неделю, а выходные были заполнены прогулками с новоиспеченными друзьями, подготовкой уроков и упреками родителей.
К двенадцати годам Алисия практически перестала ходить на занятия, уроки давались ей с трудом. Теперь ее интересовали модные шмотки, горьковатое баварское пиво, которое оно украдкой вытаскивала из запасов отчима, и парни из старших классов. Учителя терпели ее с трудом и, только благодаря влиянию Виктора Николаевича, она оставалась в стенах школы; мать перестала с ней разговаривать, разочаровавшись в первенце, который так походил внешностью и привычками на первого супруга. Про ее проделки Арина, конечно, знала, но решила, что ничего путного ждать не стоит, поэтому просто ждала восемнадцатилетия дочери, чтоб отправить ее куда подальше: на учебу в столицу. Благо, в деньгах они не нуждались, и реализовать задуманное не составило труда.
В день поступления в университет, когда первокурсникам объявили результаты, и они плача и обнимая родных, представляли светлое и радостное будущее в стенах элитного учебного заведения, одинокую напившуюся Алю нашли в баре на окраине города, где она уснула на потертой черной софе.
3
.
К вечеру легкий мороз накрыл землю, подул холодный северный ветер. Сквозь хвойные деревья скрывающееся солнце почти не озаряло землю кладбища, было темно и скверно на душе. Снег, который в городе почти исчез, здесь лежал сплошным полотном, местами доходя забредшим посетителям до колен.
Аля подошла к могиле. Оградка слегка осела и покосилась, дешевая краска на ней пошла пятнами. С фотографии на небольшом кресте на нее смотрела щекастая двухлетняя малышка. Грустные, уставшие глаза выдавали страдания ребенка.
«Теперь тебе не больно. Рядом с Богом», – подумала женщина и вытащила из-за пазухи мягкую игрушку, зеленого попугая с хохолком из натуральных перьев птицы. Присев, она положила некогда любимого Гошу у деревянного креста.
– Я не забуду тебя, дочка,– прошептала Аля и горько заплакала.
Треск сучьев нарушил тишину над могилами и заставил женщину встрепенуться. Вокруг не было ни души.
Резкий звук начал доноситься со всех сторон и с каждой минутой только усиливался. Аля привстала и обернулась. Никого. Прозрачный чистый воздух не скрывал от гостьи ни одного сантиметра пространства, и только прямые высокие стволы сосен и пушистая хвоя елей навевали подозрения. Кто-то или что-то таилось в их тени.
Хруст ветвей приближался, нарастала его частота. Слышно было, как к треску присоединилось жужжание. Гул стоял невыносимый. Словно пожар в секунду накрыл пролесок.
Аля развернулась вокруг своей оси, ожидая увидеть пламя, но это не дало результата. Ни одна искра не коснулась по-зимнему заснеженного леса.
– Прости дочка,