Летний детектив для отличного отдыха. Татьяна Полякова

      Весь следующий день он ловко прятался от Элли – надо сказать, она его не искала, – и от оскорбленного самолюбия.

      Полночи он придумывал «планы мести», при этом совершенно точно зная, что мстить некому и не за что, но воображение рисовало душераздирающие картины победы над Федором и его стаей в духе американских вестернов – «смит-вессон», пыль, ковбойские шляпы, лошади, противник повержен, а он, Плетнев, победителем гарцует над ним, катающимся в песке и в страхе закрывающимся руками.

      Два – один, надо же!..

      Были бы мы в городе, а не в этой чертовой дыре, я бы тебе показал, кто на самом деле победитель, а кто побежденный!.. Там другие правила и другие условия игры, в которых я понимаю уж точно лучше, там бы ты не посмел разговаривать со мной таким снисходительно-насмешливым тоном!..

      Под вечер, кое-как договорившись с собой, будто все дело в том, что матч игрался на чужом поле, Плетнев поехал «кататься», чувствуя себя виноватым еще и в том, что так и не помог Витюшке класть трубы, хотя вроде бы обещал.

      Он всегда выполнял свои обещания, очень гордился этим и знал, что заслуженно.

      Про слепней он, разумеется, начисто позабыл, и опять пришлось поворачивать из леса обратно, как только они на него накинулись.

      Да что с ним такое?! Даже со слепнями справиться не в состоянии!..

      Он «катался» по пустынному шоссе довольно долго, старательно загоняя себя в состояние сильной физической усталости, как будто физическая усталость могла искупить или притупить чувство недовольства собой, и повернул назад, только когда из-за горизонта всплыла сизая махровая туча, проворно сожрала половину неба, а солнце целиком, и теперь оно светило из брюха тучи тревожными длинными лучами, как будто там прожектор горел.

      Стремительно холодало, и с той стороны, откуда надвигалось свинцовое чудище, несло запахом близкого дождя, и ветер вдалеке крутил пыльные вихри.

      Совершенно разбитый, Плетнев въехал на свою улицу и был остановлен «газпромом», то есть Терезой Васильевной, которая, как ему показалось, караулила под забором.

      – Молодой человек! Молодой человек, стойте!

      Плетнев остановился и обернулся.

      – Зайдите к нам на минутку, я прошу вас!

      Именно так выражалась в кино одна артистка, когда играла мизансцену с прислугой. Марфа, я прошу вас, поставьте самовар!..

      Плетнев подумал немного, вздохнул, слез с велосипеда и подошел к воротам.

      – Я слушаю.

      – Нет, вы зайдите!..

      Плетнев зашел.

      В тесной комнатке, заставленной шкафами и столами, горело душное электричество и пахло невкусной едой, то ли щами, то ли подгоревшим маслом. На желтой скатерти под лампочкой без абажура лежала какая-то бумага, исписанная, как показалось Плетневу, с двух сторон.

      – Вы присаживайтесь, – тоном все той же артистки устало сказала Тереза Васильевна и указала Плетневу, куда именно следует садиться.

      Решив отыграться за все унижения хотя бы на ней, Алексей огляделся и плюхнулся вовсе в другое место, в кресло, до того неудобное и жесткое,