Страстотерпицы. Валентина Сидоренко
не боятся. А здесь – нет. Весны на родине пришибленные, обстоятельные, как дети после войны. Посветит солнце денек и скроется, опять выжидает чего-то. Пройдя последний каменный дом, Тоня опустилась к речушке, мирно протянувшейся за низкой старушечьей окраиной.
Здесь, на широкой, почти деревенской улице, автобусы не ходили, машины ездили редко, снег казался белее и воздух чище. Опрятная речушка текла сразу за огородами, не засоряясь, потому что была с быстрым течением. Ленивый деревенский дым тянулся из печных труб, тоскливо выли по дворам собаки. Мальчишки чистили для хоккея лед, он вырывался из-под лопат неожиданными зелеными снопами искр. Размахивая руками, к Тоне подбежал племянник Сережа. Кожаная серая шапка почти скрывала его лицо, он постоянно подталкивал ее край вверх и сопел.
– Замерз, поди? – спросила его Тоня.
– Не, – ответил он. – Ты чего привезла мне?
– Тебе ничего, дружок. Людке привезла.
– Ага, – недовольно протянул мальчик. – Все Людке и Людке…
– Ну как же, она маленькая.
Сережа утер нос рукавичкой.
– Я домой не пойду, – сказал он, – а то меня мамка не отпустит. Я потом приду, ладно?
– Ладно. Шею прикрой только. Мамка-то дома?
– Дома! – уже на бегу крикнул Сережа. – Она с ночи пришла.
Дом сестры, высокий, крытый шифером, стоит на горе. Чистенькие, подсиненные занавески на больших окнах. Во дворе порядок – ни одного полешка без места не лежит, снег отгребен далеко за заборы. Сестра Александра, высокая, худая, жарила рыбу у печи, вяло взглянула на Тоню.
– Приехала, – сказала она, переворачивая рыбину ножом. Сестра была бы очень миловидной, если бы не выражение постоянной обиды, сквозившее в ее черных глазах и старившее лицо. Ходила она всегда прямо, словно кол проглотила, поджимая узкие губы.
Из комнат вышла племянница Надя, рослая – в мать. Ласковая, как молодая телочка, повисла на Тониных плечах.
– Что привезла? – спросила она, расстегивая шинель тетки.
– Привезла, – ответила Тоня.
Надя нетерпеливо подпрыгнула и взяла из Тониных рук сумку.
Держась за стенку, на кривых ножках вышла маленькая Людочка, увидела Тоню и улыбнулась.
– Ты моя сладкая, – присела перед ней Тоня. – Иди сюда. Что тебе тетка купила… – Она открыла сумку, вынула большую куклу, поставила ее на пол.
Кукла, чуть поменьше Людочки стояла, блестя глянцевыми щеками. Тоня взяла ее за руку, кукла шагнула. Людочка испуганно шлепнулась на пол и заплакала.
– Ой, какая! – восторженно выдохнула Надя. – Ой, какая…
– Балуешь ты их. – Александра взяла Людочку на руки. – Она, поди, денег стоит.
– Ничего, – ответила Тоня. – Пусть играет.
– А мне-е? – протянула Надя.
– У, бесстыжая. – Мать покачала головой и хлопнула дочь полотенцем по плечу. – Все клянчишь.
– Ну что ты, Шурка. Она уже невеста у тебя, а ты все хлещешь.
Надя, в это время проверившая сумку, держала в руках черные сапоги с длинными голенищами.
– Это