Большое небо. Кейт Аткинсон
Гарри, должны были построить древние римляне.
Впрочем, обычно он волен был выбирать, чем питаться. Кристал вечно пичкала его брокколи и бататом.
– Ты же растешь, Гарри. Ты – то, что ты ешь.
То есть главным образом Гарри – американская горячая пицца. Чистое питание, между прочим, не мешало Кристал курить («Я только изредка, Гарри. Не говори никому»), но она никогда не курила при Каррине или в доме, только в оранжерее, куда никто особо и не заходил. И Гарри никогда не видел, чтоб Кристал много пила, чего не скажешь об отце.
Если бы случился пожар, Кристал первым делом спасла бы – не считая, само собой, Каррины – блендер «Витамикс» и соковыжималку «Кувингс», ее личных домашних богов «Горней гавани». («Хочешь соку, Гарри? Капуста и сельдерей».) А меня, гадал Гарри, кто спасет? Он надеялся, что отец. Или, может, Брут.
– Не дури, – сказала Кристал. – Я тебя спасу.
Кристал обожала шуршать по хозяйству и, сколько отец ни настаивал, не желала нанимать уборщицу, потому что уборщицы не такие «старательные».
– Я женился на птичке-куколке, – сетовал Томми, – а получил миссис Швабр.
Словам «птичка-куколка» и «миссис Швабр» он выучился, похоже, у своего отца, и они ставили в тупик и Гарри, и Кристал.
«Горняя гавань» – эдвардианский особняк: снаружи да, а внутри не догадаешься, поскольку Кристал выкинула все оригинальные вещи, все светильники, и обстановка больше напоминала белый и блестящий интерьер космического корабля.
(– Да, – сказала Кристал, любовно оглядывая кухонный островок, – тут и хирург мог бы оперировать.)
«Горнюю гавань» строили для летнего отдохновения давно покойного брэдфордского шерстяного магната и его семейства, и Гарри любил воображать, как этот дом выглядел прежде – папоротники в латунных горшках, абажуры желто-зеленого уранового стекла, расписные фризы. И шелест шелковых юбок, и звяканье чайных чашек, а не встроенная кофемашина «Миле», которая, накачивая отца кофеином, ревела, как паровоз. («Может, капельную поставим?» – сказала Кристал мужу.)
На картины прошлого у Гарри было чутье. Он помогал с декорациями для школьной постановки «Как важно быть серьезным». («Весьма авангардный подход», – сказал директор мисс Рискинфилд, а Гарри подслушал.) Я подозреваю, говорила ему мисс Рискинфилд, что в будущем тебя ждет театральный дизайн, а не актерское искусство.
Кристал, по словам отца Гарри, была «рехнутая аккуратистка».
– Да, ОКР, – триумфально провозглашала она, словно обсессивно-компульсивного расстройства добивалась тяжким трудом.
Все сложено, и рассортировано, и выровнено по линеечке. Жестянки, безделушки, одежда – все «так, и никак иначе». Как-то раз Кристал зашла к Гарри, хотела что-то спросить (она всегда стучалась, чего не скажешь об отце), начала переставлять книги на полках по алфавиту (не совсем), и Гарри духу не хватило сказать, что он уже все расставил по темам. («Я читать не люблю. Мы со школой не очень-то поладили. „Мари Клэр“ – мой предел».)
Кирпичи в стене замороженных