Настя и кроличья лапка / Остров / Мазок. Три повести. Андрей Кокоулин
Лаголев точно наторговал. Встрепенувшись, он достал коробку и проверил выручку. Одна тысяча шестьсот двадцать рублей. Совсем не плохо. У него и по семьсот рублей за смену бывало. Еще бы двести, и, считай, у него на руках зарплата за два месяца, что Кярим Ахметович должен.
Вокруг разбирали лотки, кто-то сметал мусор, кто-то торопился с пластиковыми мешками к контейнерам, громыхали тележки, увозя скоропортящиеся овощи и фрукты к рефрижераторам, выстроившимся на заднем дворе. Столы накрывали пленками. Оставляя за собой влажный след, по проходам поехала юркая поливомоечная машина.
Под сводом расчирикались воробьи.
– Эй!
Левончик затормозил с пустой тележкой у стола.
– А Кярим Ахметович? – спросил Лаголев.
– Там, – неопределенно мотнул головой Левончик. – Нектарин продал?
– Продал.
– Я же тебе говорил!
Вместе они загрузили тележку ящиками и лотками, коробку с яблоками спрятали под стол.
– Деньги, – протянул руку Левончик.
– А Кярим Ахметович?
– Я ему передам. Он просил.
– Но…
Лаголев механически опустил купюры в чужую ладонь.
– Ты уберись пока здесь, – сказал Левончик.
Он спрятал выручку в карман халата и в два приема развернул тележку. Колеса загромыхали по бетону.
– Но он придет? – крикнул Лаголев в худую спину.
– Конечно, придет! – отозвался Левончик. – Он шашлык кушает!
Лаголев, вздохнув, вооружился щеткой. Минут десять выскребал сор, листья, стрелки вялого лука из-под оставшихся лотков, из зазоров, подобрал половинку раздавленного абрикоса и выбросил в урну.
Под потолком зажгли лампы. Рынок пустел. Исчез Рахматулла, пропала дородная женщина, торговавшая с ним по соседству фермерским картофелем. Люди выходили в двери.
Лаголев снял халат и, сложив, убрал его под стол. Все. Он покрутил головой, выглядывая Кярима Ахметовича.
– Зак-ириваемся, уважаемый, – сообщил ему парень в тюбетейке.
– Да, я знаю, – кивнул Лаголев, – я жду.
– Все уже, ворот зак-ириваем, – сказал парень.
– Что? – не понял Лаголев.
Собеседник показал руками – свел вместе, сцепил пальцы.
– Зак-ириваемся. Рынок.
– Но я…
– Нет-нет-нет, – закачал головой парень. – Стой. Сейчас. Нодир! – крикнул он, как, наверное, кричат в горах или в степи. – Нодир, иди!
И добавил что-то на незнакомом Лаголеву языке, отзвуки которого заметались под сводом.
Из каморки при входе выглянул человек в черной форме охранника с кружкой в руке и что-то недовольно спросил.
Лаголев снова не разобрал. Тарабарщина.
– Нодир, – парень указал на Лаголева. – Он!
Нодир спрятал кружку в каморке и вразвалочку, чуть косолапя, пошел между столами. Выглядел он старшим братом парня в тюбетейке, такой же смуглый и скуластый, такой же плосколицый, с тем же узким разрезом глаз.
– Домой