Двуликие. Голос крови. Виктория Воронова
на него с непреодолимым желанием вгрызться зубами в горло, разорвать яремную вену и с наслаждением лакать кровь поверженного противника. А затем разорвать уже мертвое тело на окровавленные куски и кататься по ним, исторгая из нечеловеческого горла звуки дикой первобытной песни полнолуния.
На залитой лунным светом поляне, среди огромных деревьев, повидавших многое на своем веку, сегодня зверь танцевал свой первобытный танец. Он то кружил вокруг своих противников, то удалялся от них, то молниеносно приближался. И каждое сближение сулило смерть нерасторопным, или, по крайней мере, серьезное увечье.
Андрей наслаждался этим танцем смерти – его тело стало разящим оружием, каждое движение оставляло кровавую рану на телах существ, посмевших посягнуть на то, что первобытный зверь считал своим. Ни сожаления, ни милосердия, ни пощады – только полное истребление. Никогда не оставляй врага за спиной! Эту истину амбиморфы усваивают рано и на всю оставшуюся жизнь.
Сейчас не имели значения ни догматы религии, ни морально-этические нормы цивилизации. Зверь был в своем праве – праве убивать. Этим правом от века наделила его Мать-природа, не знающая ни сострадания, ни жалости к своим детям. Если не хочешь быть убитым – убивай!
***
– Андрей, очнись! Ну очнись, пожалуйста-а-а-! Не умира-а-ай!
Сквозь темную бездну до Андрея доносился чей-то плачущий голос. Плакала женщина. Но зачем? О чем ей плакать? И кто такой этот Андрей? На миг даже зависть взяла – чем это так хорош неведомый Андрей, что по нему так горько убивается какая-то женщина? Судя по голосу, хорошенькая. Наверное, и грудь тоже ничего. Вот бы заценить. Но как тут заценишь – темно, как у афроамериканца в анусе. Разве что протянуть руку и пощупать?
Кто-то тряс за плечо. Нет, это явно не женщина, у той бы силенок и наглости не хватило так его тормошить.
– Андрей, очнись! Ну, давай же, твою мать! Развалился тут, как король на именинах! Подъем, шеф!
А, ну точно – Андрей – это он. Значит, женщина оплакивала его? Это хорошо – проще будет затащить ее в постель.
Наконец удалось разлепить одно веко. Ага, теперь понятно, почему было темно – веки были залиты кровью и потому глаза не открывались. Тут же откуда-то из адовой бездны всплыла боль и сосредоточилась в районе солнечного сплетения. Андрей осторожно потрогал живот – мокрый. Приблизив ладонь к глазам, он увидел, что та вся в крови.
События последнего часа сложились в голове как паззл и тотчас нахлынуло беспокойство – что там с сестрицами? Удалось отбить или нет?
Морщась, мужчина приподнялся и привалился спиной к дереву. Неподалеку сидели напуганные Василиса и Ксюша, обе жались друг к другу, как котята и во все глаза разглядывали его.
– Кто из вас меня тут оплакивал так горько? – усмехнувшись, спросил. – Я от удовольствия чуть не помер на самом деле.
Васька покраснела, а Ксюша показала на нее пальцем и сообщила довольно:
– Это она. Мы испугались за тебя, думали, ты того… ну… ласты склеил.
– А