Когда талант смеется. Гаухар Кенесова
проверка, и впервые отвели меня в академию. Это серое здание, которое когда-то было белым, а сейчас местами стояло черными пятнами. Папа смог умыкнуть с работы черную тетрадку с исписанными десятью листами и ручку, в которой заканчивалась паста. Это все, что у меня было.
Я слышу сзади шорох. Кто-то следит за мной.
Стараясь не замечать подозрительных людей сзади меня, я иду дальше. Какая привычная картина!
Я – самый ненавистный ученик. И я тоже ненавижу всех. Не то, что вежливость – тут уже долг.
Я не понимаю детей, которые учатся со мной.
Целыми днями дети болтают о цифрах.
Целыми днями учителя болтают о цифрах.
Целыми днями работники болтают о цифрах.
Мои родители… тоже болтают о цифрах.
Дети чиркают числа в тетрадях, а я пишу слова. Дети учатся считать до ста, я подрисовываю усы суровым дядям и тетям в учебнике. Дети решают уравнения, я говорю учителю о неправильной формулировке темы сочинения. И так день ото дня, день ото дня.
Люди сзади начинают откровенно наглеть. Обычно меня похищали более аккуратно, стараясь, чтобы даже голова не ударилась. А эти даже веревки тихо развязать не могут. Но я не спешу.
В десять лет в академии заметили мою тетрадь. Первые страницы скрывали то, что я всегда прятал ото всех. Целых десять листов без цифр и чисел. Одни буквы, слова, предложения. Стихи. Слабые, маленькие попытки реализовать себя по-другому. Был скандал. Был шум. Меня таскали. Меня терзали вопросами. Но внезапно снова вернули к родителям.
В тот вечер мама впервые приготовила утку. Я никогда ее раньше не ел. Она была вкусная, необыкновенно вкусная – такая, что я даже не сразу заметил изменения у нас в доме. Папа купил мне новую тетрадь. И ручку. Синего цвета. Никаких черных цветов.
Сзади люди шуршат вещами. Даже не подготовились толком… Немного обидно.
Через день у меня обновился гардероб. Через два дня у нас появился собственный дом. Через три дня я спал в своей обустроенной комнате. Через четыре дня меня любили все.
Меня бьют чем-то тяжелым. Я падаю на землю и пытаюсь выровнять дыхание. Через секунду у меня связаны руки, а к носу приложена грязная тряпка, воняющая хлороформом.
Я втягиваю воздух и запах этой тряпки. Резко кружится голова, и мое тело мякнет.
2 глава. Крадите людей правильно
У глагола «писать» есть несколько значений. Я понял это только в десять лет.
«Писать» первого значения умели все. Чиркать ручкой и выводить цифры. Слова. Предложения. Не больше.
Люди достают ручки с черной пастой и выводят числа. Дроби. Уравнения. Не меньше.
«Писать» второго значения умел никто. А я по-другому и не умел. Наверное, из-за этого меня все ненавидели или любили. Ни то, ни другое мне не нравилось.
За шесть лет мне очерствел жуткий холод и запах подвалов. Но я неизменно сюда попадаю раз разом. Да, это мне не нравится. Но я снова тут.
Я заранее чувствую, как холодное лезвие ножа приставят к моему горлу. Привычки воров не меняются.
– Лежи тихо,