Славия. Рождение державы. Александр Белый
приморских холмов подымались в сторону ворот Алькасабы, дворца-крепости мавританских королей. А еще выше, на горе Хибральфаро возвышался замок – главный форпост защиты дворца. Казалось бы, с Мари и Лиз мы бродили здесь совсем недавно. Тогда тут были сосновая аллея, эвкалипты и кипарисы. Мы забирались на замковую башню посмотреть на Гибралтарский пролив и африканские горы Риф, которые видны далеко-далеко.
Луис объяснил, что длинный нож простолюдину носить нельзя, под кушаком таскают обычно складную наваху. Но в городе есть люди, которые могут подтвердить его происхождение. Лично мне тоже нечего бояться, так как я с ним, а он нисколько не сомневается в моем благородном происхождении. Никто нас нигде не остановил, только два кабальеро, которые двигались навстречу верхом, посмотрели с большим интересом.
Мы прошли по мощенной камнем улице вдоль кварталов мастеров и поднялись во вполне узнаваемые мною места. Слева, куда поворачивала улица, стояли башня и здание, в нем лет через триста будет размещен музей Пикассо, который родился в Малаге. Коллекция его картинной галереи оценена в двести девяносто восемь миллионов евро, а жемчужиной является портрет жены, русской балерины Ольги Хохловой.
Здесь не было, конечно, отделки двадцать первого века, отсутствовала аллея с мелкими кафешками и ресторанчиками, но старый город оказался вполне узнаваем: зелено, чисто и опрятно. Встречные люди – самые обыкновенные, но богатые и бедные различались сразу. А вот одеты непривычно: жилет и короткий пиджак типа «фигаро», все в коротких штанах с подколенными бантиками и в чулках! Точно такие же мы видели с Мари на тореадоре (Лиз оставили дома), когда ездили смотреть корриду. Да, головные уборы – абсолютно на всех мужчинах, кушаки – только на простолюдинах, а пояса с оружием – у благородных. У них же (у всех!) длинные усы со смазанными чем-то кончиками стоят торчком.
Мода такая, однако, чукча ты, Евгений-Михаил, необразованный.
А женщины здесь красивые, яркие, ничуть не хуже наших казачек. Только цвет волос разный, у наших беленькие, русые, а черные – изредка. Здесь же чернявые преобладают. И голубых глаз не видно, одни карие. Ух! Вот идут синие глаза, а ресницы – в размер веера моей мачехи, и коса черная как смоль. И идет точно так же, как моя Любка, – нос кверху, грудки вперед. Да там и щупать пока нечего, а туда же. О, как на меня презрительно взглянула, а сопровождающий ее дядька, следующий чуть справа и на полшага сзади, окинул взглядом внимательно и настороженно.
А что ты хотел, господин Евгений-Михаил, выглядите вы с Луисом совсем не как кабальеро. Да еще в шароварах. Здесь в таких только турки могут объявиться.
Ну и ладно, не больно-то хотелось.
Нет, не ладно, ты уж признайся сам себе, что привык и в той и в этой жизни совсем к другому отношению женского пола. Ты никогда никому не навязывался, но был всегда любим, а здесь – презрение.
Однако ерунда все это, было бы столько горя.
Вот Любке моей сейчас не позавидуешь. Донес ли уже дядька Иван весточку, что жив я, не