От мужского лица (сборник). Татьяна Соломатина
Или общаемся, или каждый сам по себе». Сидит. Я и ушёл. Стемнело.
Через месяц ответы сами нарисовались. Мамаша пропала. Щенки уже вовсю мясо трескали. Даже сальцом не брезговали и тушёнкой, когда я хотел их побаловать под настроение.
А ещё через неделю пришла телеграмма. Умерла мать.
Пока то да сё. Щенков пацану Вячеслава Егоровича пристроил, собрался, с конторой дела порешал, добрался… На поминки к девятому дню только поспел.
Отец – волком смотрит. Родня – так, с опаской. Лишнего не спросят. Выпили. А мне что удила́ закусывать? Виделись-то в последний раз года четыре назад. Вышел на кухню, перекурить. Только в окно взгляд бросил – девчонка за мной выскочила. Ну как девчонка – барышня. Тридцатник есть. Материной подруги хорошей младшая дочь, насколько я помню.
– Юля, – представилась. И дверь за собой прикрыла.
– Очень приятно.
– Надолго вернулись?
– Да вот сейчас докурю…
Улыбнулась. Светлая такая. Забавная.
– Что, и чаю не попьёте?
– Попью, – отвечаю.
– И всё?
– Всё. Смерти пока больше ни от кого ничего не нужно, что ещё?
– Расскажи́те что-нибудь.
Я сигарету затушил и новую прикурил.
– Зачем тебе?
– Интересно.
– За столом скучно?
– Да нет. Мне всё интересно.
Правда, забавная. Чёлка мальчуковая. Тридцатник, может, и есть, но так не скажешь.
– Ладно, – говорю.
Дверь на шпингалет закрыл. Там такой ещё – старый – вместе с дверью раза три крашенный. Потом окно распахнул. Большую фрамугу. Мне всегда вид за окном нравился. А через стекло – не поймёшь. Через стекло – не смотреть, а подглядывать. В городе уж точно. Не знаю почему.
– Видишь дом? Вон тот, панельный, двенадцатиэтажный? Там раньше фабрика швейная была. И булочная на углу. А где вон та стоянка – голубятня.
– А ты где раньше был? – Тоже закурила. Так спрашивает, как будто это и не вопрос.
– Да здесь и был…
Забавная она. Для таких детей рисовать просто. Не стесняешься. Ни красных камней в узком ущелье. Ни примиряющего с собой парения над кронами старого парка. Ни Ворона. Ни Пса. Даже мороженого в необыкновенно большом вафельном стаканчике не стесняешься. Неуместно только. Мороженое, в смысле. На кухне-то холод из-за распахнутого окна. Так что – по чашечке кофе с мёдом и чесноком, справедливо?
Вместе ушли. Чаю за столом со всеми попили и ушли. Мать её шипела что-то ей на ухо в коридоре, но та только рукой махнула. Мой отец даже из-за стола не встал проводить. Всегда трусом был самовлюблённым. Матери нет теперь – вот и защищается. Каждый что умеет, то и делает.
На метро до Белорусского доехали, там – на электричку. Потом такси. Поздно уже добрались, за полночь.
Утром, когда гулять пошли в сторону монастыря, Ворон каркнул. И Пёс вздохнул