В сумрачном лесу. Николь Краусс
влезал в чужие дела и шел вперед до упора. Он хотел снова повидать Киннерет, и Негев, и скалистые холмы Иудеи. И лазурь Мертвого моря.
Пока он это говорил, Шарон, его помощница, подняла глаза и в знакомом лице босса увидела что-то незна- комое. Ее это слегка обеспокоило, но только потому, что быть хорошим работником означало знать, чего хочет Эпштейн и какие у него вкусы, а она хотела быть хорошим работником. Она сталкивалась с его бурным гневом, пережила это и осознала, что темперамент в нем сочетается с щедрой натурой, и с годами он завоевал ее верность благодаря собственной верности.
За день до отъезда в Израиль Эпштейн сходил на небольшое мероприятие с участием Махмуда Аббаса, которое проводил Центр за мир на Ближнем Востоке в отеле «Плаза». Около пяти десятков лидеров американского еврейского сообщества были приглашены на встречу с президентом Палестинской автономии, который приехал выступить перед Советом Безопасности ООН и согласился успокоить их еврейские страхи за обедом из трех блюд. Когда-то Эпштейн воспринял бы такое приглашение с восторгом. Примчался бы и начал проявлять активность. Но зачем ему это сейчас? Что такого мог сказать этот словно вырубленный топором человек из Цфата, чего он сам не знал? Он устал от всего этого, от пустопорожней болтовни и неискренности, своей и чужой. Он тоже хотел мира и покоя. Буквально в последнюю минуту Эпштейн передумал и послал торопливую эсэмэску Шарон, и она еле успела удержать его место, на которое уже нацелился запоздавший представитель Госдепартамента. Эпштейн от многого отказался, но любопытства еще не потерял. И вообще, перед встречей он как раз собирался зайти в офис юристов банка, что находился за углом, подписать, несмотря на уговоры Шлосса, кредит под залог квартиры.
Но стоило Эпштейну усесться за длинный стол плечом к плечу со знаменосцами своего народа, деловито намазывавшими масло со шнитт-луком на булочки, пока вкрадчивый палестинец рассуждал о прекращении конфликта и отмене претензий, как он пожалел, что передумал. Помещение было крошечное, просто так не выбраться. Прежде он бы это сделал. Даже в прошлом году, в Белом доме на государственном обеде в честь Шимона Переса, он встал и пошел в туалет, когда Ицхак Перлман играл Tempo di Minuetto. Сколько часов своей жизни он провел, слушая Перлмана? Наверняка целая неделя наберется. Секретная служба дернулась за ним: после того как президент сел на свое место, выходить из комнаты не разрешалось. Но перед зовом природы все равны. «Это чрезвычайная ситуация, господа», – сказал он, расталкивая мужчин в темных костюмах. И они поддались, как все всегда поддавалось Эпштейну: мимо часовых с медными пуговицами его эскортировали в туалет. Но теперь Эпштейн потерял охоту самоутверждаться.
Подали салат «Цезарь», начались выступления с мест, и звучный голос Дершовица – «Мой старый друг Абу Мазен» – разнесся по комнате. Справа от Эпштейна посол Саудовской Аравии теребил беспроводной микрофон, пытаясь понять, как он работает.