Комар живет, пока поет. Валерий Попов
а не каторга!
– Рази? – усмехнулся зловеще. И прав оказался! Жизнь больше на каторгу стала походить. И даже кайло его реализовалось – нашел где-то на строительстве железяку, похожую на гигантский дверной крючок, и стал железякой этой выдирать юные сосенки в лесу и сюда притаскивать и сажать. Для наших ученых нет преград! Только сосенки почему-то хирели, как он их ни поливал. Видно, сила великого агронома иссякла. Вот рожь – та поддавалась ему, причем в гигантских масштабах, и даже тут под окнами взошла, а вот эти жалкие сосенки не подчиняются!.. Страдал. И ведь вспомнил и через год! Решил всё-таки и тут победить! В девяносто четыре года!.. Но где я кайло его найду – после той великой стройки, что здесь была? Опять – каторга? Помню, как мы вставали с ним в полшестого утра и к конторе шли – на «наряды» – работу и технику на весь день распределять. В первый раз – когда мне было четыре года, в последний – когда я посетил его в свои пятьдесят три, а ему было восемьдесят два, а он работал еще, ходил по полям – и даже пенсию, как выяснилось, еще не оформил! Такого размаха работ я, к сожалению, предоставить ему не могу… Я и себе-то не могу.
– Отец! Оставь ты эти сосенки! Не растут они у тебя.
Засопел обиженно. Но раскачиваться перестал… подействовало? Если так, то жаль. Чем ему теперь заниматься?
Когда я через час заглянул к нему на веранду, он спал… сам как-то на кровать перебрался… и это весь его путь.
Пришла моя пора работать! Тут – мой масштаб. Возьмемся за узлы. Нет! Сперва сделаем вешалки – прежние, вместе с прочим, тоже унесены, ураганом истории. Но когда въезжали, я взглядом коршуна углядел подходящую проволоку на свалке за домами – вот какой мой размах! Уже знал откуда-то я, что вешалки исчезли. Всё больше исчезает вещей. Даже самых привычных, необходимых. Тьма, в которой всё гаснет, вплотную уже подобралась! Бумажник, очки, членский билет Союза писателей – всё, на чем зиждилась жизнь! А мы в ответ новое сделаем! Вот она, проволочка моя серебристая! Выгнем из нее вешалку-плечики. Закрутим, закончим крючком, повесим. На нее – развесим одежды. Пустая пластиковая бутыль. Вещь как бы ненужная. Но не у нас! У нас мы режем ее поперек, нижнюю половину привязываем к дереву и, отвинчивая-завинчивая пробку, имеем умывальник. Другая половина бутыли образует черпало, которым, черпая из ведра, льем воду в чайник и в тот же самый умывальник! Так-так-так! – приплюснув пальцем нос, быстро думал: что же еще? Тут и отец на кровати сел, взъерошенный, спустил на пол ноги, в сползших носках.
– Сумку мою дай!
– Слушаюсь!
Приволок котомку ему, с его рукописями… Вот где богатство-то!
Теперь – моя песня: суп! Беру мясо из пакета, мою, кидаю в кастрюлю. Кипячу, снимая бурую пену.
– Нонна! Картоху!
И вот – первая очищенная картофелина стукнула в таз. И отец бодро шуршит бумагами… Музыка!
В прошлом году мы всё время под небом обедали – и в этом году будем! Вытащил с-под кровати круглую пластмассовую столешницу – солнце наше. Три ножки… а где же четвертая? Ага! От меня не скроешься. Втыкнул ноги, выволок стол на крыльцо, поднял на вытянутых:
– Летний сезон открыт!
– Отец!