Проклятье в наследство. Helen Han
нужно с вами поговорить, – ворвавшись без приглашения, от самого порога начала девушка, ведя себя весьма импульсивно и резко.
– Что за манеры?! – возмутилась Беатрис. – Что стряслось?! Почти пять утра, мы думали, ты давно спишь.
– Объяснись, Амали! – подхватил Гарзес.
– Я пришла сюда, чтобы получить от вас ответ лишь на один вопрос. Можете делать со мной, что хотите, но я не собираюсь уходить, пока вы мне не ответите, – начала она самоуверенно, встав чуть ли не по стойке «смирно». – Один вопрос – не так сложно, верно?
– Амали, что с твоим поведением?! – возмутилась мать. – Ты сама ведаешь, что говоришь?
– Это правда, что девять лет назад отец сбил на своей машине собаку, которую вы мне подарили годом ранее, и бросил ее умирать на дороге?
– А… Амали! – воскликнула Беатрис, вскочив с кресла. – Что ты такое говоришь?!
– Немыслимо… – проворчал мистер Вальзард, разозлившись. – Кто тебе вбил в голову эту чушь?!
– Если вы мне соврете или уйдете от ответа, я бросаю все и отправляюсь в ИВС вопреки решению отца, – дополнила требование девушка, продолжая стоять на своем, но уже опасаясь смотреть в глаза родителям, чтобы не растерять свою смелость.
– Прекращай этот спектакль, мисс Вальзард! – прорычала мать девушки, направляясь к ней. – Еще одно слово и ваша глупейшая светлость рискует никогда в жизни не то, что в ИВС не попасть, а даже магией пользоваться более не иметь возможности до конца своих дней!
Амали по-настоящему испугалась гневу матери, но заставляла себя продолжать храбриться и стоять на месте, не давая слабины. Однако, подошедшая вплотную, женщина влепила своему ребенку пощечину, убив в том всю смелость и прыткость.
– Опомнись! – рявкнула миссис Вальзард. – Совсем страх потеряла?! Как ты разговариваешь с отцом и со мной? Обезумела совсем?
Что сказать? Амали уже не могла держать слезы, они ручьем текли из глаз, в горле назрел огромный ком, а язык не поворачивался что-то ответить. Обида, досада, разочарование и боль. Ей было так больно и от пощечины, и от скрытия правды за маской агрессии, и эти угрозы пожизненных ограничений.
– Ненавижу! – непроизвольно вырвалось на выдохе у девушки, после чего она побежала прочь, сколько было сил, сколько хватало дыхания, сколько позволяли слезы, душившие ее.
Ворвавшись в комнату дочери, родители застали ее за застегиванием чемодана.
– Амали! Куда ты собралась в такое время?! – обеспокоенно, но все еще со злостью, спросила мать.
– Амали, мы тебя просим, не делай глупостей, давай поговорим! – подхватил отец.
За их спинами стояла охрана, ни о каком разговоре не могло быть и речи.
– Вы ушли от ответа, а я выполняю свое обещание, – пренебрежительно бросила девушка, не рискуя отворачиваться.
– Дочка, ты в ИВС не сможешь уже попасть, – говорил Гарзес. – Посвящение вот-вот закончится, а у твоего кулона эти возможности были заблокированы, – на него вопросительно посмотрели. – Прежде, чем подарить его тебе,