Цветы Зла (сборник). Шарль Бодлер
скаянью даем мы пищу вновь и вновь,
Как труп дает червям насытиться собою.
Погрязнувши в грехах, мы каемся уныло;
Признанья продаем высокою ценой,
И весело бредем мы прежнею тропой,
Поверив, что слеза все пятна наши смыла.
А на подушке зла Алхимик чудотворный
Баюкает всю ночь наш ослепленный ум,
И девственный металл намерений и дум
Весь испаряется в руке его упорной.
Сам Дьявол держит нить судеб и правит нами;
В предметах мерзостных находим прелесть мы
И к Аду каждый день спускаемся средь тьмы
На шаг, без ужаса, зловонными ходами.
Как, уплативши грош, развратник распаленный
Целует древнюю, измученную грудь,
Так жаждем тайный плод украсть мы где-нибудь
И соки выжать все из старого лимона.
Червями мерзкими киша и расползаясь,
В мозгах у нас живет разгульных бесов рой.
С дыханием к нам Смерть невидимой рекой
Стекает в легкие, со стоном разливаясь.
И только потому убийства и поджоги
Не вышили еще забавных вензелей
По сумрачной канве бесцветных наших дней,
Что мало смелости дано душе убогой.
Но там, где тигры спят и вьются клубом змеи,
Средь тварей без числа, среди чудовищ всех,
Чей слышен визг, и вой, и хрюканье, и смех,
В зверинце мерзостном пороков, есть гнуснее
И злее всех один – его не извести нам!
Размерен шаг его, и редко слышен крик,
Но хочется ему разрушить землю вмиг,
И мир он проглотить готов зевком единым.
То Скука! – Омрачив глаза слезой неверной,
Она готовит казнь, склонясь над чубуком.
Читатель, этот бес давно тебе знаком —
О ближний мой и брат, читатель лицемерный!
Сплин и идеал
Благословение
Когда является, по воле Провиденья,
Поэт в обителях тумана и тоски,
То мать несчастная его полна хулений
И Господа клянет, сжимая кулаки:
– «О, лучше б родила я змей клубок шипящий,
Чем столь позорное кормить мне существо,
И проклята будь ночь с усладой преходящей,
Когда на горе мне я зачала его.
Коль средь всех прочих жен, Тобою пощаженных,
Супругу в тягость быть Ты предназначил мне,
И если не могу, как тайне строк влюбленных,
Уроду жалкому могилу дать в огне,
Я на орудие Твоих расправ и гнева
Твою всю ненависть сторицей изолью
И так ствол искривлю отравленного древа,
Что уж не распустить листву ему свою!»
Так злобных слов своих она глотает пену,
Не ведая Творцом назначенных путей
И для себя сложив на дне глухой Геенны
Костры, сужденные проступкам матерей.
Но под опекою незримой Серафима
Впивает сирота луч солнца огневой,
И в пище и питье, оставленных другими,
Находит манну он и нектар золотой.
Играет с ветром он, беседует с грозою
И радостно идет по крестному пути;
И слыша, как поет он птицею лесною,
Не может слез своих Хранитель скрыть в груди.
Все те, кого любить он хочет, боязливо
Глядят иль, осмелев от звука первых слов,
Хотят исторгнуть стон из жертвы незлобивой
И пробуют на нем укус своих зубов.
Они, чтоб отравить вино его и пищу,
Готовят тайно смесь из пепла и плевков,
И с мнимым ужасом бегут его жилища,
Жалея, что пошли вослед его шагов.
Жена его кричит на шумных стогнах мира:
– «Коль он за красоту меня боготворить
Способен, буду я как древние кумиры,
И должен он меня теперь озолотить!
Упьюсь его мольбой и миррою смиренной,
Заставлю предо мной колена преклонить,
Чтоб знать, дано ли мне в душе, навеки пленной,
Святой престол богов со смехом осквернить.
Когда ж мне надоест безбожно с ним возиться,
Я руку положу свою к нему на грудь,
И ногти, схожие с когтями хищной птицы,
Смертельный проложить сумеют к сердцу путь.
Как малого птенца,