Габи. Легенда о любви. Стефка Модар
сгорела: одеваясь на бал, она беззаботно кружилась у камина, любуясь новым платьем с богатым кружевом, и не заметила, как искра попала на подол. Наряд тут же вспыхнул факелом смерти. Получив многочисленные ожоги, она на следующий день, сохраняя мужество, на руках мужа скончалась.
Герцог Роган, подавленный и убитый горем, поступил в семинарию в Сен-Сюльпис. С его утончённостью ему пришлось пройти испытания; строгие правила его отвлекали от трагедии, он был само послушание…
…Виктор Гюго приехал погостить с лёгким сердцем, как ему казалось изначально. Но, проведя у друга день-другой, замкнулся в себе, писал сначала сам, потом надиктовывал мысли быстро и сумбурно писарю-послушнику. Строчки из его души словно бежали неудержимо… Куда? Наверное, в Париж – к сердцу Габи.
Его мысли хотел разгадать отец Бруно. Он тихо вошёл в келью. За ним незаметно с поникшей головой вошёл мальчик-послушник с трапезой в руках. Аббат вопросительно посмотрел на Гюго, спросил:
– Кто? – недоумевал он. – Ты же сказал, что свободен. Плоть твоя молча смирилась… – Тяжело вздохнув: – Скоро 30!
Гюго, глядя на друга, с тяжестью на душе тихо произнёс:
– Казалось так! Но, к сожалению, я встретил в Париже у собора Парижской Богоматери… Её, совсем дитя… – В запале: – Девчонку! И только сейчас… – Тушуясь, признался: – Не долюбил… Или мне казалось, что любил… – не пряча горящего взгляда, – глуп был. Игра воображения, не более. – Надеясь на понимание, пробормотал: – Стало быть, ещё не встречался с любовью. Под ложечкой сосёт… Говорю, а внутри что-то тянет, затрагивая струны души и сердца. – Горько усмехнулся: – Плохо мне.
Он взглянул на аббата, с мольбой в голосе произнёс:
– Отпусти грехи! Хочу съездить, ещё раз проверить своё чувство к ней, посмотреть, заглянуть в её бездонные глаза. А вдруг это лишь очередная игра моего воображения?
Отец Бруно, глядя на него с изумлением и волнением, по-отцовски ответствовал:
– Не загоняй себя в тупик! Ты – Гений! Значит, будешь жить в Вечности. Не томи душу! Не играй, как мальчишка в поддавки, с тёмной силой. – Невольно задумавшись: – Грехи? Конечно же, отпущу тебе… – вскользь взглянув на друга, спокойно произнёс: – Отпущу непременно, как не отпустить кающемуся. Съезди! Правде в глаза загляни! Любовь! Нельзя отталкивать от себя! То воля Господа!
Гюго с благодарностью посмотрел на друга и выпалил как на духу:
– Знаешь, старик! Ты прав, как всегда! Съезжу! Загляну ей в глаза и с лёгкостью разочаруюсь… – вздыхая с облегчением, – и тогда смело самому себе скажу, что ошибся, что она птица не моего полёта. Я орёл! Она же – белая ворона!
Аббат беззлобно улыбнулся:
– Не стоит так смеяться над чувством! – тут же с любовью добавил: – Я буду молиться за тебя, за твою душу, чтобы она обрела покой, ведь ты уже не мальчик…
Гюго с усмешкой произнёс:
– Это с какой стороны посмотреть… Не мешало бы заглянуть и с изнанки… – хмыкнув, – признаюсь, я себя не ощущаю человеком в годах, как ты намекнул – старичком. – С уверенностью заявил: – Скорее… Стареющим мальчишкой… –