Мой самый любимый человек. Александр Владимирович Хвостов
похожа на бабулю – такая же мягкая, ласковая; зато отец и тётя Лариса во всём были похожи на деда – оба сдержанно-строгие, но справедливые люди. И оба так же, как дед, стали врачами. А Вера стала психологом в школе.
Однако самое яркое моё воспоминанье о деде и бабушке – это когда мы собирались в гостиной и там или дед какую-нибудь небылицу расскажет, да так, что мы все после катались по полу от хохота, или бабушка садилась за фортепьяно и пела романсы. И, слушая их, я уносился куда-то из этого мира, забыв про всё, а то и вовсе воображал кем-то из героев тех романсов. Вот такой была семья у моего отца и его сестёр. И я бы хотел, чтобы это продолжало жить и в их семьях, и в семьях их детей.
Отчасти возвращаясь к началу своего рассказа о семье, я бы хотел немного подробнее рассказать о тёте Ларисе. Можно сказать, что я сейчас открою моим читателям маленькую семейную тайну. Дело в том, что я относительно давно увидел, что тётя Лариса не походила ни на деда, ни на бабулю. Она была высокая, стройная блондинка с серыми глазами, тонкими, светлым бровями и каким-то, я бы сказал, яйцевидным лицом. В то время, как дед, прежде, чем поседеть, был темноволосым, кареглазым, да и лицо у него было круглым; а бабуля вообще была рыжая, у неё были зелёные глаза и овальное лицо. Да и ростом и дед, и бабуля были не высоки. «Как же это с тётей Ларисой так получилось»? – думал я. Ответ на свой вопрос я нашёл в одном из фотоальбомов: там бы снимок, где сидела бабуля, ещё совсем молодая и красивая, а рядом женщина, как две капли воды, похожая на тётю Ларису. Я спросил бабулю, мол, кто это с тобой? Она ответила, что это её двоюродная сестра Шура, мать тёти Ларисы. Вот тут у меня пазл и сложился. Эта сестра Шура умерла, когда тёте Ларисе и 4-х лет не было. От чего это случилось? Какая разница!.. Главное, что после её смерти её маленькая дочь не пропала, не попала в детский дом, а выросла в родной семье, где её любили, заботились о ней, баловали… Словом, делали всё для того, чтобы она была счастлива и не одинока.
Уже на другой день после приезда моей тётушки мне полегчало окончательно – и я её пытался сманить куда-нибудь погулять, да она уговорила меня досидеть хотя бы этот день дома для страховки, обещая, что за те две недели, которые она прогостит у нас, мы обязательно и погуляем, и куда-нибудь съездим. И я её послушался. Однако в койку меня было не загнать! И, чтобы не терять зря время, я решил помочь Вере настряпать вареников с грибами, а заодно поговорить с ней о чём-нибудь. Мы с Верой всегда были почему-то более близки, чем она со Светой или я с родителями. Согласитесь, какая-то странная под час природа взаимоотношений между родственниками. Никому другому, как Вере, я не рассказывал предельно открыто о своих радостях, огорчениях или иных переживаниях. Наверно, это потому, что Вера и в силу своей профессии психолога, и в силу характера умела слушать человека внимательно, с интересом к нему и к его проблемам, пусть даже порой не столь важным. Ни от кого другого я не узнавал столько интересного, сколько узнал от Веры: она мне много рассказывала о Пушкине, о Лермонтове, о Ломоносове, о Леонардо де Винчи… Господи,