Книжка‑подушка. Александр Тимофеевский
установленного в память жертв репрессий на том месте в Киеве, где некогда стоял НКВД и массово расстреливали людей. Это не пуськи, здесь вам не тут, это настоящее преступление и настоящий совриск. Метафора наглядна и уходит на глубину тысячелетия. Полуголая Феменша как богиня Берегиня, вылезшая из воды, карабкается на самый верх и валит над Киевом крест, топча заодно могилы: ведьминская Лысая гора вырастает сама собой, без суфлирующих бумажек кураторов. Они не требуются. Массовый крестоповал последних дней, случившийся в России, – несомненный отклик на силу украинского искусства.
Но это, конечно, не предел. Совриск знает метафоры более глубокие и преступления более масштабные. 11 сентября как Крушение Вавилонской башни и Беслан как Избиение младенцев – пока непревзойденные шедевры акционизма.
Все это писалось не для циничного вычленения метафор, как решат наивные читатели, и даже не для глума, как сочтут искушенные. А чтобы показать связь между эстетикой акции и преступлением.
И, подражая Антону Долину, поставлю:
Dixi.
Аркадий Ипполитов, написавший замечательные «Образы Италии XXI», сейчас работает над книгой «„Тюрьмы“ и власть. Миф Джованни Баттиста Пиранези». Она будет состоять из таких глав:
Глава первая. Папа, Европа и один двадцатилетний молодой человек.
Глава вторая. Рим, Просвещение и брюхи архитекторов.
Глава третья. Prima parte: французский либертинаж и римское знаточество.
Глава четвертая. Неаполь и Венеция.
Глава пятая. Seconda parte: гротески и каприччи.
Глава шестая. Тюрьма и «Тюрьмы».
Но помимо этого там будет еще и вступление, нулевая глава «„Тюрьмы“ Пиранези в 2012 году». По этому поводу Аркадий прислал мне письмо, в котором просил «сосредоточиться на минутку и представить себе все ассоциации, возникающие при словосочетании „Тюрьмы“ Пиранези, по принципу, я говорю „морковка“ и выдаю: фарфоровая фигурка ЛФЗ кролика, впившегося зубами в морковку, у него рожа хищная, но славная – пятидесятые, время обветшания сталинизма, сказка Гофмана про огородницу Анну, на которой король овощей хочет жениться, она кольцо вокруг морковки на грядке оставила, вроде как и королева, но муж – морковка, морковный сок, яппи, Федор Павлов-Андреевич со своим морковным соком и свежим цветом лица, морковка около явно фальшивой подписи P. Bril на маленькой картинке на меди, изображающей Христа и Жену Самаритянскую, и рыжий цвет некоей умеренной радости – примерно так, причем именно ассоциативный ряд, даже без выводов».
Вот такое письмо я получил от Ипполитова и прочел его нашему общему другу художнику Николе Самонову, который тут же предложил такой ряд:
Высокие своды, и вообще много воздуха (в отличие от брежневских квартир).
Сумрачные (с перерывом) арки дома (дворца) № 18 по Фонтанке, с прозрачно-чугунными воротами Летнего сада. Как выйдешь – контрастно – ширь Фонтанки с тогда еще совсем узкой (несколько шагов поперек) набережной,