Федя из подплава. Лев Кассиль
бодрое. Прибыл с опозданием, но, как говорили у нас в Мелитополе, лучше поздно, но «да», чем рано, но «нет».
– Погодите, – прервал его лейтенант, – а вы не рано с постели вскочили? Ведь у вас, доктор говорил…
– Хорошенькое «рано», товарищ лейтенант! Что же мне было – дожидаться, когда вы уже без меня до самого мыса дойдете?
– Ну ладно, ладно, – сказал Велихов, – болтаете много. Пусть Окишев познакомит вас с заданием.
Громоздкий, широколапый, как медведь, Окишев и маленький Барабасик, сев на носу у зенитного пулемета, негромко разговаривали между собой.
Над морем взошла луна, наполнив пространство глухим свинцовым блеском, и я рассмотрел бледное подвижное, совсем еще мальчишеское лицо Барабасика, сдвинутую на ухо пилотку и лихорадочно горящие глаза. Барабасик, поеживаясь от холода, с неодобрением смотрел прямо на луну.
– Что вы скажете, шарик опять вышел на полную мощность! Просили мы, чтоб он светил на нас в эту ночь? Фрицы же увидят нас, как в хорошем кино…
Большая волна ударила в борт и обдала нас с ног до головы ледяными брызгами. Все вскочили, отворачиваясь от холодных шлепков воды.
– Но, но, – прикрикнул на волну Барабасик, не трогаясь с места, – нельзя ли поосторожнее? Тут же публика.
– Ох, чудак этот Яшка, его ничего не берет! – говорили, тихо смеясь в темноте, разведчики, и каждый норовил ближе подсесть к шутнику.
А Барабасик уже мурлыкал тихонько, про себя, какую-то песенку: «На пароходе я плыла в Одессу морем раз… Погода чудная была, вдруг буря поднялась…»
– Отставить пение! – негромко приказал Велихов. – Разговорчики прекратить. Товарищ Барабасик, довольно вам травить, соблюдайте тишину.
Но Барабасик все же успел рассказать мне шепотом, пока мы шли к неприятельскому берегу, что его мать и младшего брата немцы расстреляли в Крыму и фрицы будут помнить его, Якова Барабасика. Он уже тринадцать раз ходил к немцам в тыл, и еще не таких он им дел наделает! Большие глаза его мрачно блеснули при этом, и он пощупал матросский нож, висевший на поясе.
Мы подходили к вражескому мысу.
– Воображаю, сколько здесь фаршированной рыбы! – шепнул Барабасик.
– Почему фаршированной, Яша? – спросил Вано, уже предвкушая остро́ту.
– Почему фаршированной? А потому, что здесь уже много фрицев к рыбам на закуску отправлено. Так что тут каждая рыба заранее уже нафарширована фрицем.
Но вот все застыли в тщательно оберегаемом молчании. Ботик наш нырнул в синий мрак тени, которую отбрасывали скалы мыса. Двигатель заработал еще тише. Мы подходили. Велихов знаком приказал готовиться к высадке.
Прошла минута. Другая. Бот остановился совсем. На скалы были бесшумно спущены сходни, и тут я увидел, что Яков Барабасик рывком расстегнул ворот на груди: под курткой оказалась полосатая фуфайка – матросская тельняшка «морская душа».
– А ну, – почти неслышным шепотом произнес Барабасик, – а ну, ребятки… Как у нас в двадцатом