Лжедьявол. Екатерина Хайд

      Закрываю вкладку и прячу телефон в карман. Грустная ситуация, грустная и обидная. Но, в конце концов, не весь ли мир наш грустен и обиден? Щапоньев – художник, стало быть, творец, а любой творец должен быть человеком созерцающим, умеющим зреть в корень вещей и замечающим, как меняется мир, и во что он превращается. Не мог ведь он в самом деле не заметить, что годы раболепства перед богом прошли! Никто больше не верит в пришествия святых и нечистых.

      Разве что я верю, но я-то видела своими глазами, хотя даже и мне, несмотря на юность и приписываемую этому возрасту наивность, достало рассудка не болтать о том, что я с Сатаной на трамвае каталась. А этот орёт… Может, и впрямь пиара хочет, а может, разума от страха лишился: всякое бывает с людьми, проснувшимися утром на незнакомом пляже. Догадываюсь, что Дьявол выдворил Щапоньева из города не ради выставки, а ради квартиры, и прихожу к мысли о том, что, скорее всего, художника в скором времени снова выдворят за городскую черту, потому как Сатане бомжевать не пристало. А может, его упекут в психбольницу к прочим свидетелям явления Лукавого – всё это был хитроумный многоступенчатый план.

      Может статься и так, что я тоже являюсь частью этого плана. Вот только я не продам душу Дьяволу ни за то, чтобы только узнать, где сейчас господин Щапоньев, ни за освобождение оного. Он и как художник-то, признаться, довольно посредственен…

      Беззвучно на парту запрыгивает кот – не Второе Знамение: этот кот рыжий, хотя такой же толстый – бесцеремонно проходится по тетрадям, расползающимся под его лапами, и тыкается в руку тупой мордой, требуя ласки. Ко мне он почти никогда не подходит, поэтому я рада коту. Сажаю его к себе на колени, глажу.

      – Фу! – кривится рядом женский голос. Вернее, кривится, конечно, лицо, но голос эту перемену неплохо передаёт. – Убери его отсюда!

      – Как же можно, – удивляюсь я, – учиться на ветеринара и не любить котов?

      Я вообще не понимаю, как можно не любить котов. Большая часть планеты со мной солидарна. Я даже встречала аллергиков, которые сквозь сопли и слёзы обнимали котов. Я видела и слышала множество доводов в пользу любви к котам, большая часть из которых, сказать по правде, была довольно абсурдна и основывалась на схожести котов с людьми.

      На самом деле всё объясняется всего лишь наличием шерсти. Как известно, человек произошёл от обезьяны – а у той шерсть имеется – детёныш которой в поиске поддержки, успокоения и уверенности в том, что мама рядом, частенько хватается лапами за шерсть оной. Поэтому нам приятно прикасаться к животным – это утерянный инстинкт, вроде сосательного. А утерян он потому, что человек, если только у него нет гипертрихоза, шерстью не покрыт, и цепляться детям не за что. Ну, может, только за волосы соседей в автобусе или ещё где… Точно вам говорю, так и есть, это британские учёные оказали, уже года три как.

      – Он же лишайный! – не унимается кривящийся голос.

      Забавное существо! Бояться болезни и по возможности избегать её – желание совершенно нормальное. Хотя по причине отсутствия этого желания всех до единого врачей