Тала. Лина Мусатова
говорить «горячо», я по глазам вижу, что попал, может быть, не в самую «десятку», но где-то близко. И не красней, я часто вспоминаю твою акробатику. Но тогда ты была одетой. Но и в одежде ты была неотразимой. Тот, кому поручили ваять твоё тело, был безумно в тебя влюблён и боготворил тебя. Только с огромной любовью можно вытачивать такие совершенные линии, вложив в свой шедевр всю силу чувства.
Ната оторопела: он повторял те же слова, что говорил во сне.
– И остановись на этом, прошу тебя или я уйду.
– Я догадался, и могу на этом остановиться. Главное, что у тебя опять такие же глаза, как в то утро. Но ведь я только начал. Неужели, если я буду продолжать, они станут ещё красивее?
– Красоте нет предела, но поговорим об этом позже, когда я разберусь со своим мальчиком.
Володя тяжело вздохнул: опять этот мальчик встаёт на его пути. Как бы ему хотелось, чтобы его вовсе не было. Нет, конечно, пусть он будет, но только не мальчиком Наты.
Они бродили по просекам и пробирались сквозь заросли. В смене шорохов, что наполняли лес, чудилась приветливая встреча гостей, желание сказать, как долго ждал их, подсказывая тайные экзотические тропинки. Этот шёпот струился меж веток и стволов, и окутывал их вместе с золотистой пеленою солнечного света. Какое-то время шли молча, боясь нарушить лесное очарование, внимая лесным шорохам, тронутым осенней грустью. Терпкий аромат склонившихся до земли ветвей до краёв наполнял их сердца целомудренной негой. Володя не искал тела, он искал нежности, и нежность, исходящая непостижимыми волнами от её тела, и нежность её взгляда затапливала всё его существо. Он думал о том, что не раз мечтал вот так остаться с нею наедине, не опасаясь, что увидят, держать за руку, иногда, будто невзначай, прикасаться плечом, утопая в коконе её чувств. Сколько раз он рисовал себе различные сюжеты приключений. То он спешил за нею вслед в чужие страны, чтобы инкогнито следовать за стуком её каблучков, вслушиваясь в шорох юбки, вторящей пляску бёдер. Наивная душа и молодая кровь питали его воображение, порождая безумные надежды. То он, благородный викинг спасал её, вырывая из рук пиратов, и охранял от опасностей и бед. Так они блуждали по лесу, думая о своём. Володя впервые понял, что есть глубокая пьянящая отрада без цели, наугад бродить, любить простор и полной грудью вдыхать прозрачный воздух. С полей доносился терпкий дух сена, слегка кружил голову, призывая ринуться в непознанные дальние дали.
Ната засмотрелась на совсем уже бурый каштан:
– Почему он раньше всех меняет окраску листьев, теряет сок и засыпает?
– Платит дань за красоту своих свечей, – предположил Володя и посмотрел ей в глаза.
В её взгляде отражался далёкий мир, невиданный, но ощущаемый простор. Он замер очарованный, безгласный. Что нового он мог сказать? Что вообще можно сказать в такие минуты. Он не находит слов, он не знает, как объяснить власть над ним её взгляда, как объяснить его волшебное воздействие, уносящее его в её далёкие миры, лишь смутно угадываемые интуицией. Как объяснить, что сейчас ему хочется взмахнуть крыльями, и с радостным кличем унестись в пространство миров, которыми