Тайная миссия Кутузова. Алексей Мартыненко
апреля 1743 года наш герой, подвыпив, … публично оскорбил Вейсгейма: “Ругаясь оному профессору, остановился и весьма неприличным образом обезчестил, крайне поносный знак самым подлым и безстыдным образом руками против них сделав”. Далее “поносил он профессора Вейсгейма и всех прочих профессоров, называя их… скверными словами, что и писать стыдно…”» [275] (с. 11).
Так что такие вот дебоши, один из которых, вышеприведенный, заставил усадить его даже в кутузку, вывести Ломоносова в светочи всеразличных наук ну уж никак не могли.
Что же вывело?
Так ведь и здесь все оказывается достаточно просто и обыденно. Вот что помечено в его биографии под 1750 г.:
«Сближение Ломоносова с Иваном Шуваловым, фаворитом Елизаветы Петровны» [275] (с. 5).
То бишь, выражаясь по-русски, с хахалем очередной блудницы, усаженной масонами на российский трон. Что ж, Кутузов наш, Михайло Илларионович, чему подтверждение будет указано несколько позже, когда разговор пойдет о нем, молоденькому хахалю Екатерины II, Платону Зубову, кофе в постелю по утрам верноподданнически подавал. И ничего – был при этом величайшим среди царедворцев. Здесь, похоже, попахивает чем-то подобным же.
«Теплые отношения с Шуваловым значительно помогли Ломоносову» [275] (с. 14).
Так что все ясно и здесь: масон Кутузов свою популярность при дворе завоевывал абсолютно тем же, чем и масон Ломоносов.
А вот и вскрываемая нами удивительная многогранность его шараханий: от сантехнических приспособлений до мозаичных картин и от вентиляции до организации пышных иллюминаций в честь царицыных тезоименин. Вот, что выясняется, откуда ноги растут у такого разброса практически во всех областях науки неких таких всеобъемлющих познаний. Академия наук, и аккурат в пору его «теплых» ухаживаний за Шуваловым, поручала ему:
«…рецензировать и переводить труды не только коллег, но и других европейских ученых…
Ломоносов нередко врабатывался в чужую ему сферу знания и находил в ней что-нибудь свое» (там же).
И так врабатывался, что это и действительно чужое, на выходе, как и положено у находящихся на подобного рода должностях лиц, обретало в себе в лучшем случае чьего-то соавтора. В худшем же – превращалось в целиком вышедшее из-под его пера изобретение.
Так что и здесь все просто – полная аналогия нашего совка, когда пара-тройка русских изобретателей работают на забитый под завязку хананеями институт. И вышестоящие «соавторы», как и обычно, собирают с авторов все сливки. И не только для себя, но и для вывоза «на экспорт»: вся западная цивилизация и по сей день барствует лишь за счет нескончаемой череды открытий русских людей, работающих в области науки.
Так что тайна необыкновенной великости Ломоносова, уж такого особенного наиглубочайшего ума, больше не тайна. Его все же заполученная лакейством высочайшая должность в Академии наук говорит обо всем.
И вновь сообщается о его склочном характере:
«Находясь в фаворе у фаворита, наш герой