Настоящая любовь Филиппе Берди. Данька Вишневская
узнать ответ. Конечно, если ты действительно на стороне справедливости.
“Как же ты мне нравилась тогда, и как я страдал, – думал Эрик. – Бекки, Бекки… что же тебе нужно от меня, милая? Когда-то ты и знать меня не желала, а теперь – поглядите-ка – стоишь и строишь глазки”.
– Какие на тебе трусики? – он попытался смутить её, но не вышло.
– Ты, правда, хочешь узнать именно это? – разочарованно произнесла она.
– Смешная. Защищаешь своего профессора, – издевался Эрик. – Я изучил дело. Ты одна из свидетелей, возможно подозреваемая, лучшая студентка. Влюблена в него, да?
– Задай вопрос, – настаивала Бекки.
– Хорошо. Филиппе Берди отравил свою жену? – спросил Эрик. Бекки покачала головой. – Свидетель врёт?
Она не врала и знала наверняка. Ларсен нахмурился. Впервые его вывели из себя перед слушанием. Вернулось чувство, которое успел позабыть. Эрик хотел сделать Бекки больно. Только теперь его раздражало не её вранье, а правда, которую ему не хотелось слышать. Девушка решилась и мягко дотронулась до его руки.
– Поужинаем сегодня, если всё пройдёт хорошо? – Бекки боялась, что может всё испортить. Весь их разговор был большим риском.
Эрик отлично понимал, что значит «пройдёт хорошо». Мужчина отдёрнул руку и огляделся по сторонам. Их не должны видеть вместе. Это могло навредить. У человека всегда есть выбор, правда? Но правда была в том, что как только пришла Бекки, никакого выбора уже не было.
– Хорошо. Давай в «Меланже», в восемь, – он предупредил, – во время перерыва не подходи ко мне.
– «Меланж», в восемь, – Бекки наградила его улыбкой королевы класса и перешла на шёпот, – красные кружевные.
Они разошлись. Эрику казалось, что он всё ещё чувствует её прикосновение. Спустя столько лет его чувства не угасли. Как и прежде, он хотел заполучить этот трофей, пусть даже упустив другой. В конечном счёте, что значит одно проигранное дело, если Бекки наконец-то станет его?
В зале было много народу. Смерть, которая перевернула жизнь Филиппе Берди, для судьи и присяжных была рядовым событием. Если не считать дурного предчувствия. Никто не нервничал, не смотрел на него зло. Филиппе ёжился, его знобило после бессонной ночи. Он всё ждал, что кто-нибудь выкрикнет страшное слово «убийца». Но никто не собирался ничего кричать. Люди скучали и зевали.
Лия шептала: «Держись, Филиппе, держись ради меня, ради нас».
Начался суд. Всё было по протоколу, но Филиппе из-за недосыпа видел и слышал далеко не всё. Его подташнивало, глаза слипались, каждый звук казался нереально громким. Судьёй был седой упитанный мужчина, лет сорока с правильными чертами лица. Держал спину прямо, постоянно поправлял очки. Голос у него был низким и приятным, убаюкивающим, таким не приговоры зачитывать, а сказки на ночь. Первой вызвали Карлу Монтгомери.
– Клянётесь ли Вы говорить правду, только правду и ничего кроме правды?
– Lo giuro, – по-итальянски поклялась Карла.
– Почему вы не позаботились о переводчике? –