Полудницы. Павел Владимирович Волчик
с ним. С какой стати?
Он уверял её, что всё объяснит по дороге и хорошо, если она возьмёт с собой несколько крепких мужчин, например санитаров.
С мужчинами в Приречье было так же худо, как с берёзами в ельнике. Уж это-то Гульшан знала хорошо, иначе она бы не завтракала одна. «Санитары слишком заняты, – сказала она. – Все на вызовах».
И тогда Азиму пришлось поведать о странных событиях, которые закончились похищением ребёнка Илия. Гульшан заметила, что Азим рассказывает всё это с виноватым видом, как будто заранее знает, что она не воспримет его слова всерьёз.
– Откуда вы узнали о похищении?
– Позвонил внук.
– Разве подросток не мог этого выдумать?
Староста нахмурился.
– Мы видели их. Так близко, как я сейчас вижу вас. Хоть парень порой и несёт околесицу, я ему верю.
Гульшан тяжело вздохнула. Окинула грустным взглядом недопитый кофе, любимую беседку, увитую плющом. Не говоря ни слова, приступила к сборам. Азим удивлённо примолк – не ожидал такого быстрого отклика. Девушка надела на плечи рюкзак, небрежным движением убрала в хвост волнистые волосы.
– Не смотрите так. Во-первых, вы тоже пришли мне на помощь, когда я просила. Во-вторых, я хорошо различаю людей прямых и честных.
Старик расплылся в улыбке.
«В третьих, – подумала Гульшан, но вслух не произнесла, – Я уже однажды встретилась со светящимся силуэтом. Много лет назад. Но об этом я не готова рассказывать даже вам, милый добрый Азим. Слишком больная тема».
Парящий в небе солнечный круг светил сквозь лёгкую дымку. Привычная зелень холмов местами начала выгорать. Уже виднелись сухие проплешины на склонах.
Гульшан не помнила на своём веку такого жаркого лета. Ей нравился климат Адыгеи: с вершин часто дул прохладный ветерок, так что иногда даже в июле приходилось тепло одеваться, чтобы не замёрзнуть от свежего дыхания гор.
Теперь же воздух застыл над асфальтом без движения, словно у ветров закончились силы. Открытые окна не спасали, но порой она улавливала знакомые с детства запахи.
Первые десять лет жизни она провела с родителями на Кавказе. Гульшан смутно помнила то время, но готова была поспорить, что у гор есть свой особый запах. Терпкий аромат, который источали травы и цветы на склонах, никогда не встретишь на равнине. А вода, которая родилась в горах – разве есть другая вода, которая так хорошо утоляла бы жажду?
– Спасибо, что поверили старику, – нарушил молчание Азим. Он то говорил на адыгейском, то переходил на русский. Гульшан не замечала этого: для неё оба эти языка были как родные. Мать грузинка, отец – русский, бабушка, воспитавшая её после их смерти, жила в Адыгее. Гульшан выросла, получила профессию врача и осталась там, где больше всего нужна – в больнице Приречья.
– Мы помогаем хорошему человеку, поверьте мне, – продолжал Азим. – Он ни минуты не колебался, когда мы сообщили ему о пожаре.
– В какой-то степени; он давал клятву приходить на помощь, – сказала она, сдувая прядь тёмных волос,