Чёрный атаман. История малоросского Робин Гуда и его леди Марианн. Ричард Брук
нашептывал, что пора бы протрезветь, очнуться от наваждения, и если уж не прогнать Махно прочь (он здесь был хозяином, а она лишь пленницей), то хотя бы встать, раздеться, помыться… и отыскать свои вещи, с утра отобранные Дуняшей. Но как встанешь, пока он так держит?.. Попроситься по нужде?.. Наверное, тогда отпустит, но у нее язык не повернулся, несмотря на то, что любые игры в женскую стыдливость теперь выглядели глупейшим жеманством.
Нестор точно мысли ее прочитал, хмыкнул, ослабил хватку, скатился с нее, перелег на спину, вытянулся:
– Тебе, може, треба куда? Так иди, якщо треба…
Саша неопределенно покачала головой – полученное дозволение могло еще и пригодиться – и решилась спросить:
– А… вам… вам, Нестор Иванович, уходить не пора? Поздно ведь…
Рука с жилистым запястьем, прикрывавшая зевок, замерла, опустилась… по губам Махно скользнула не то усмешка, не то гримаса:
– Вот те на… Гонишь меня, любушка, або що?
– Я не гоню… – на всякий случай пояснила Саша, и тут же не стерпела, вспыхнула от обиды, накопившейся за день, и – как снежок в лицо метнула:
– Вас, наверное, супруга ждет-не дождется… ищет повсюду, переживает, а вы здесь.
Она ждала, что он рявкнет в ответ, и хорошо, если за косу не схватит, за то, что посмела всуе помянуть «морганатическую», но Махно только проворчал:
– Яка ще «супруга», не разумею? – с таким удивлением, словно и вправду «не разумел».
– Галина Андреевна… Разве она не твоя жена? – Саша решила, что пойдет до конца, раз уж затеяла этот опасный – и совершенно лишний – разговор.
Несторовы свирепые глаза закатились под веки, руки сложились на груди, как у покойника… она на секунду обмерла, и вдруг поняла, что ему весело.
Не ошиблась – он уже нахально скалил зубы в самодовольной усмешке:
– Эвона что… Она за ним сохнет, а он и не охнет!
– Ты не ответил!
– Кошка ты дика…
Саша разозлилась, как, бывало, злилась на мужа, когда подходила к нему с чем-то важным, трудным, волнующим до слез, а он все сводил на шутку. Еще больше разозлилась на собственную глупость, на попытку затеять светский разговор с этим диким зверем, самцом, окруженным гаремом самок, податливых и подобострастных с ним – но готовых сожрать друг друга за случку вне очереди… Отвратительная картина.
«А тон?… Боже, я взяла такой тон, словно и впрямь обижаюсь, ревную, словно имею на него права! Какая пошлость…»
Наверное, Нестора Махно это и позабавило, как сцена из водевиля в провинциальном театрике.
– Любушка моя… – он потянулся обнять, Саша инстинктивно уперлась ладонями ему в грудь, отталкивая соблазн, но Нестор не уступил, атаковал снова, смял сопротивление, опрокинул, навис сверху, снова засмеялся – с торжеством, хотел поцеловать в губы.
– Нет! – она отвернулась, его губы скользнули по щеке… Махно фыркнул сердито, прижал сильнее, но к поцелую принуждать