Последнее небо. Наталья Игнатова
на языке звездолетчиков «подвалом», до сих пор не удалось. Следовательно, на месяц глубокого полета «Покровитель» оставался предоставленным самому себе, без свежих новостей с Земли; без возможности поговорить с теми, кто остался дома; без помощи, если случится что-то, с чем экипаж не сможет справиться самостоятельно.
Впрочем, чему там случаться, в «подвале»? Даже шансов встретить другой земной корабль и то не было: никого, кроме «Покровителя», в этом районе космоса не ожидалось.
Скучный предстоял месяц. Особенно если учесть, что всех на транспортнике живо интересовали сводки новостей. В России творилось нечто из ряда вон выходящее: замешанная на крови и мистике стремительная чистка чуть не в самых верхах власти.
Корабельные приборы исправно ловили те из земных телеканалов, что были рассчитаны на космическое вещание, и население «Покровителя» в свободное от вахт время оживленно обсуждало «Русский ковен». Кто-то из телеведущих придумал название скандалу, который тогда только набирал обороты, а оно, как водится, прижилось.
На транспортнике в кои-то веки воцарилось почти полное единодушие. Мнения, расходясь от «расстрелять их всех!» до «чего еще ожидать от русских, там все психи», были тем не менее довольно близки. Да и настроения – полный набор от искреннего недоумения до шока – все-таки оказывались очень схожи.
Разумеется, трение никуда не делось. Оно неизбежно, трение, когда сходятся на одном сравнительно небольшом корабле звездолетчики, десантура, пилоты-истребители и ученые, причем среди последних есть, страшно сказать, женщины. Да, трение никуда не делось, однако, вопреки обыкновению, оно не перерастало в открытую неприязнь. Нашлась тема поинтереснее, чем обычное выяснение, кто круче, принятое в компаниях, где сходились пилоты с десантниками или военные с людьми сугубо штатскими. Благостное это состояние, правда, вот-вот должно было закончиться. Как только сводки новостей перестанут давать пищу для обсуждения, грызня обретет привычную остроту. А пока члены экипажа непринужденно заглядывали на огонек к ученым, пилоты снисходили до бесед с десантом, а две женщины, химик и биолог, те вообще были везде и одновременно. Так уж они устроены, женщины. Любые. Хоть биологи, хоть парикмахеры.
…– И все-таки, я уверен, такое могло случиться только в России, – убежденно заявил Отто Ландау, еще на Весте получивший от Азата прозвище Фюрер. – У вас к власти всегда приходят люди нечистые.
– Конечно, – безропотно согласился Азат, больше известный в роте под именем Пижон, – однажды, страшно подумать, грузин страной правил. Ох и досталось же чистым! Особенно когда у них монархию восстановили.
– Да я не о крови, – досадливо поморщился Ландау, – я о моральной чистоплотности. Власть должна быть у людей кристально честных и чистых. У людей с высоким чувством ответственности…
– Откуда бы взяться таким в несчастной России? – с чувством продолжил Пижон. – Зато прыжковые двигатели у нас изобрели. Русские, может, честностью не отличаются, зато у нас ушлости на десятерых.
– Молчал бы, русский, – беззлобно подначил Лонг. – Ты когда в зеркало последний раз смотрелся?
– Да я не о крови, – фыркнул