Свет далёкой звезды. Лана Кузьмина
Расскажи мне про свою планету, – попросил Бри. – Она большая?
– Ну, да, – мальчик задумался. Оказалось, что о Земле ему почти ничего не известно.
– А наша планета совсем крохотная, – рассказывал Бри. – И зелёная, потому что вся покрыта болотами. Но кое-где есть небольшие возвышенности, на которых мы и строим свои дома. Скоро у нас большой праздник: зацветут гигантские цветы Ао. Они ярко-розовые и видны даже с соседней планеты. Мы всегда очень радуемся их цветению и танцуем дни напролёт, взявшись за руки.
Его голос становился всё тише и прерывестей.
– Куда ты? – огорчился мальчик. – Я почти не слышу тебя.
– Все планеты вертятся, – объяснил Бри, – и Солнечная система вертится, и галактика и даже вселенная. Наши планеты удаляются друг от друга. Боюсь, мы никогда больше не услышимся.
Мальчик заплакал.
– Не грусти, – сказал Бри. – Я не забуду тебя. И каждый вечер, сидя у своего домика, я буду о тебе думать.
Дедушка отворил дверь в комнату.
– Ты почему не спишь? – он сдвинул мохнатые брови, пытаясь изобразить строгость. Но мальчик-то знал, что его дедушка самый добрый.
– Быстро в постель!
Петя рыбкой нырнул в кровать.
– Колобродит ночами, – ворчал дедушка, поправляя одеяло.
А мальчик лежал и думал, как же это всё-таки здорово, когда где-то далеко, может быть даже на другом конце вселенной, кто-то о тебе думает.
Аня шутит, что с моей зацикленностью на звёздах и далёких планетах, мне нужно было заниматься астрономией, а не медициной. Ещё она утверждает, что всё, написанное мной, в корне неверно.
– Ну, не умеет шестилетний ребёнок так размышлять да и запомнить все эти истории так подробно он тоже не мог, – говорит она. – И уж совсем невозможно, чтобы твоя сестра умела придумывать такие истории. Просто ты описываешь себя вчерашнего с точки зрения себя сегодняшнего, взрослого и логичного. Дети же мыслят по-другому.
– Во-первых, Таня вундеркинд, – возражаю я, – она читать научилась в три года и столько всего перечитала, что нам с тобой и не снилось. Вселенная манит своей непознанной бесконечностью. А память устроена так, что почти невозможно объективно описать случай, произошедший с тобой лично всего пять минут назад. Каждый из очевидцев воспринимает его по-своему.
Вот и тогда я был абсолютно уверен, что Тигран меня ненавидит. Но, прощаясь со мной у поезда, который через несколько минут унесёт меня за тысячи километров от дома, он проявил несвойственную ему чувственность – обнял меня и, прижав к себе, сказал, что станет очень скучать. Разве что слезу не пустил. Близнецы рыдали, тётя плакала, Анечка ревела не своим голосом, а невозмутимый дядя, покачиваясь, повторял, что всё непременно наладится.
– Жалко, что ты так мало пожил, – сказал один из братьев, имён которых я так и не сумел запомнить. – С тобой весело.
У меня возникло чувство, что отправляюсь не в Подмосковье, где жил дед, а прямиком на фронт какой-нибудь ужасной войны, на котором меня непременно убьют. Мы заняли свои места в купе, тётя что-то быстро говорила по ту сторону окна, но из-за вокзального шума было непонятно, что она хочет сообщить. Состав