Павел и Авель. Андрей Баранов
карманах, мороз пробирал сквозь худой плащ до костей, спасала только быстрота шага.
В стольном граде он промышлял медициной и цирюльным делом, а также читал философические лекции скучающим барышням. Однако после того, как некоторые барышни настолько увлеклись философией Морозявкина, что оказались в интересном положении, Вольдемара перестали подпускать к приличным домам на пушечный выстрел. Лечебные пиявки, которыми он лечил все болезни, от ломоты в костях до поноса и запоя, тоже сочли немодными.
В моде были немецкие доктора и французские учителя, и хотя Вольдемар уверял всех и каждого, что он практически француз и только злой волею судеб вновь оказался в России, это не помогало. Ему пришлось почти бежать. Грибоедов тогда еще не написал свое знаменитое «Горе от ума», так что Морозявкин никак не мог процитировать «Вон из Москвы, сюда я больше не ездок», тем более что речь шла о Санкт-Петербурге, но он ринулся искать где оскорбленному чувству есть стакан вина и червонец взаймы, о чем Антоша Чехонте напишет еще позже.
«Судя по виду важная птица», – подумал Морозявкин мрачно. «Шпага в три сажени длиной, брошусь – проткнет как цыпленка». Сия першпектива ему решительно пришлась не по нраву, поэтому он избрал иную тактику.
– Месье! Господин! Ваше сиятельство! – забормотал он скороговоркой, отскочив на обочину дороги и отчаянно взмахивая руками. – Князь, подайте на пропитание бедному ученому страннику! Путешествуя по миру, превзошел я все науки, и лишь одного не хватает мне – средства, чтобы сотворить философский камень! Купите секрет философского камня, сударь, и вы век будете богаты, здоровы и счастливы! Отдам рецепт за десять червонцев – почти даром!
Граф приосадил лошадь и сердито нагнулся к оборванцу, попутно выдергивая из ножен шпагу.
– Прочь, негодяй! По пятницам не подаю!
– Да разве сегодня пятница, сударь?
– Да еще какая! Святая пятница, как говаривал король Генрих Наваррский…
При этих словах Морозявкин вздрогнул и стал всматриваться в фигуру графа.
– Накажи меня адский сатана! Мишка, неужто? Вот те раз! Мишка!
Граф всмотрелся в оборванца попристальнее.
– Вольдемар!? Хиромантом заделался???
– Нет, святой Петр-великомученик! Неужто не признаешь старого однокашника!? Вот стервец!
– Ой, признаю, признаю! Рад, душевно рад! Как дела твои?
– Дела мои скорбные, коллега. Разуй глаза! При каких делах человек пешком прется из Питера куда глаза глядят по зимней-то стуже да в эдаком отрепье?
– Да, житье твое видать неважнецкое… И как дошел ты до жизни такой? Что йто тебя так придавило?
– Все тебе, другу сердешному, поведаю! Если угостишь рюмочкой! Вон и трактир как к стати дымит трубой. Гоу, гоу!
И нежданно обретшие друг друга закадычные в студенческом прошлом друзья направились в придорожный трактир.
Глава 2, интригующая
В трактире было тепло и уютно,