«По полю танки грохотали…». «Попаданцы» против «Тигров». Сергей Константинов
ать… ыть… двух… кружи…»
Ничего не слышно, но непонятные обрывки сами собой складываются в слова, неся малоприятную новость. Немцы обошли переправу и ворвались в город сразу с двух сторон – с юга и с востока. Теперь они окружены.
– И что будем делать?
Виктор пожал плечами. Как будто выбор есть!
– Давить сволочь!
Миша кивнул.
– Стало быть, рвем в центр города.
Танк – легонький, послушный – хорошо слушался рычагов. И это, пожалуй, его единственное достоинство. В такой если пальнуть хорошенько – так от экипажа и мокрого места не останется. И пушчонка кургузая.
Зато скорость до пятидесяти двух километров в час. Так что в центр города они почти влетели, с размаху врезаясь в немецкую колонну. И эти пьяные, что ли? Или просто тупые? Ни хрена не слышат? Уши им позакладывало?! Хотя лучше бы заложило им, танкистам.
До сих пор Виктор считал одним из самых противных скрип мела по стеклянной доске. Ага, дудки! А звука давящихся гусеницами человеческих тел не слыхали? Он будет преследовать его вечно. Нечто среднее между хрустом и чавканьем – гигантский людоед вышел на охоту, пожирая тех, кто пришел в чужую страну за чужими жизнями. Он в последний раз ел хрен знает когда, но сейчас еда настойчиво просилась наружу.
Это – не люди. Это – фашисты. Их только так и можно. Давить гусеницами, давить голыми руками…
Рядом – бледное Мишкино лицо. Мишке еще хуже. Это он, Виктор-Василий, знает, что творили немцы в захваченных ими городах и селах. Он видел фотографии повешенных, расстрелянных и зверски замученных мирных жителей. Он – знает, а Мишка – нет. Для него это пока люди, живые люди, пускай и враги. Люди, которых сейчас перемалывают в фарш гусеницы их танка. Пускай легкого – для человеческой плоти большой разницы нет, наваливается ли на тебя сверху двадцать шесть тонн или одиннадцать…
Однако Мишка на самом деле растерялся куда меньше.
– Давай направо!
Он послушно дернул рычаг. Выполнить приказ сейчас было проще, чем думать самому.
Улочка узкая. Но ничего, проедут как-нибудь.
– Еще направо!
Они буквально носились по городу, сея панику и смерть.
Страшно не было – кровь, переполненная адреналином, пульсировала в висках, стучала в ушах. Стрелять. Давить. Убивать.
– Дави фрицев!
– Кого?!
Мишка этого слова не знал, хотя применительно к немцам оно использовалось еще в Первую мировую. Правда, не так широко, как во время Великой Отечественной.
– Фрицы. Ну, их часто Фридрихами зовут, а Фридрих сокращенно – Фриц.
Мишка засмеялся.
– Замечательно! Будем живы – надо ребятам рассказать. Приживется прозвище, как пить дать.
Прозвище приживется, но вовсе не с его легкой руки. Потому что им с Мишкой из сегодняшнего боя не выйти. Так случалось всегда: одна игра, один бой, гибель. А может, в этот раз повезет? Не ему – Мишке? Тот выживет, расскажет о «фрицах», и прозвище приживется именно благодаря ему, Виктору?