В списках не значился. Борис Васильев
головой, молоденький боец в трусах и майке с расцарапанной щекой, еще кто-то, кого Плужников не успел приметить. Они молча стояли перед ним, ожидая указаний или распоряжений, а он не знал, что им сказать. Старший пограничник держал на плече «дегтярь», будто дубину: ствол еще не остыл, и пограничник все время перебирал по нему пальцами, словно играл на дудке. Сержант курил цигарку, а приписник, жадно поглядывая, шептал:
– Оставь маленько, товарищ сержант. Разок, а?
– Значит, окна, – сказал Плужников. – Там стекла?
– Стекла все повылетали, – сказал сержант и дал приписнику окурок. – Тебя как зовут-то?
– Фамилия – Прижнюк, – сказал тот, жадно затягиваясь.
– Эх, гранатку бы! – вздохнул смуглый пограничник.
– Да, вооружиться всем, – спохватился Плужников. – Ну, кто что найдет. Только быстро.
Солдаты разошлись, остались только пограничники, потому что у старшего был «дегтярь», а младший уже раздобыл где-то старый кавалерийский клинок.
– Не думал, не гадал, – усмехнулся старший. – Меня сегодня Ленка ждет. В семь вечера, представляешь?
– Никуда Ленка не денется, – сказал второй. – Еще нацелуешься.
– Вопрос: когда…
Постепенно подходили бойцы, вооруженные кто саперной лопаткой, а кто и выломанным из ограды железным прутом. Винтовка, которая досталась Плужникову после убитого, тоже была без штыка, но он вспомнил о пистолете и отдал винтовку бойцу с расцарапанной щекой.
– Не надо, – сказал боец и показал саперную лопатку. – Я ее на камне наточил: может, автомат добуду.
– Без штанов, а тоже – автомат, – сказал старший пограничник. – Голову сбереги, и то ладно.
Винтовку взял Прижнюк. Повертел ее в руках, как дубину, проворчал:
– Годится.
– Как окна поделим? – спросил пограничник с пулеметом. – Мое первое или ваше?
– Первое – мое, – торопливо сказал Плужников, потому что внутренне был убежден, что первое – число счастливое. – Мое – первое…
– Готовы? – крикнул замполитрук. – Как только наши откроют огонь, я дам команду.
Прошло еще несколько томительных, как часы, минут. Плужников стоял за углом горящего здания, покашливая от дыма. Ладони потели, он то и дело перекладывал пистолет из руки в руку и вытирал их о гимнастерку. За плечом жарко и нетерпеливо дышал пограничник с пулеметом.
– Ну, чего тянут?
– Тихо, – сказал Плужников. – Обычная атака…
Атака была настоящей, и ему стало неудобно за мальчишеские слова. Но никто сейчас уже не обращал внимания ни на слова, ни на никому не известного лейтенанта. Слышалось только учащенное дыхание, редкое позвякивание железа, рев пламени за кирпичной стеной да частая стрельба по всему периметру кольцевых казарм. И еще – гул сражения в Бресте. Гул, который Плужников слушал почти с восторгом: там были свои, там громили немцев, оттуда должна была вот-вот прийти помощь.
Как ни ловил Плужников близких выстрелов, а застали они его врасплох, и он инстинктивно