Склиф. Скорая помощь. Андрей Шляхов
тебя унизили, а заодно и избили, то о пиве лучше не вспоминать. Кряхтя, охая и хватаясь за бок, словно столетний дед (кажется, ребра целы, хоть на том спасибо), Исаев вернулся в супермаркет за водкой. Предусмотрительно купил литровую бутылку, чтобы уж наверняка заглушить обе разновидности боли – как душевную, так и физическую. Душевная, надо признать, терзала сильнее.
На дежурство надо было выходить только послезавтра, поэтому можно было надраться в хлам, что Исаев и сделал к огромному неудовольствию жены, которую он не стал посвящать в причины внезапного своего пьянства. Только разволнуется да разворчится. Жена Люся, несмотря на молодой тридцатилетний возраст, была исключительно ворчливой. Наследственность. Теща в свои шестьдесят два ворчала даже во сне. Люся пока спала молча, но, когда не спала, по любому, даже самому незначительному поводу, могла завестись на весь день.
Следующий день прошел в лечении похмельного синдрома домашними методами – огуречный рассол да слабенький чаек с вишневым вареньем. На варенья, соленья и супы Люся была великая мастерица, а вот пирожки или, к примеру, котлеты, короче говоря – все то, что есть фарш, ей не удавалось. Ребра болели, болели сильнее, чем вчера (закономерно – ничего удивительного), но перелома не было. Сколько Исаев ни щупал себя, участков резкой болезненности он не выявил. И своеобразного хруста костных отломков тоже не выявил. Повезло, гад бил со всего размаха, как футболист по мячу, и дважды попал практически в одно и то же место. «Матушка Москва бьёт, родимая, с носка», – вспомнил Исаев любимую поговорку матери.
В душе родилась и окрепла Мечта – встретить гада в каком-нибудь укромном месте, в Ботаническом саду или, скажем, в Лосином острове. И как следует, не стесняясь в выражениях и действиях (в юности Исаев конкретно занимался боксом, оттого, наверное, и драться не любил) объяснить ему, как он не прав. О большем, о том, чтобы гада привезла к нему с трансмуральным, в просторечии называемым крупноочаговым, инфарктом миокарда «Скорая», Исаев и не мечтал. Мечтать ведь тоже надо о том, что сбывается, а не о каких-то химерах несбыточных. Впрочем, и про Ботанический сад тоже была химера. Такие типы не гуляют под сенью деревьев, наслаждаясь мимолетным чувством единства с природой. Они больше по кабакам и ночным клубам тусуются. Каждому – свое удовольствие.
На работе о случившемся Исаев тоже не рассказывал. Какой интерес рассказывать, что тебя ни за что ни про что отмудохали в твой законный выходной? Поплакаться на жизнь, чтобы посочувствовали, – это не про Исаева. Его на работе давно прозвали Штирлицем. Не столько за фамилию, сколько за нордическую сдержанность характера. И вообще, Исаев предпочитал забывать о неприятном, чтобы не травить душу зря. Ну, не совсем чтобы забывать, но, во всяком случае, не обсуждать и вообще стараться не вспоминать. Если работаешь врачом, да еще в реанимации, то надо уметь не только брать в голову как можно меньше, но и как можно больше из нее вытряхивать. Ненужного, разумеется.
Через две недели (самый оптимальный,