Век одиночества. Валентин Леженда
века правления престарелого вождя и его соратников страна обветшала, в ней застоялась кровь. Экономическая и политическая стабильность – не больше чем иллюзия, а на самом деле – болото, стагнация во всем. Не раз Лэйхо беседовал об этом и с супругой на кухне, и с самим Вторым в каком-нибудь уютном кафе на окраине, где никто не мог им помешать и подслушать. Разговоры, разговоры. На большее не решался.
Вот и когда настал момент делать выбор, ему тоже не хватило смелости. Испугался. Не за жизнь и карьеру – за жену и кроху-дочь. Они ведь, если что, станут клеймеными «отверженными», а род Лэйхо на веки вечные станет проклятым, как потомство человека, запятнавшего имя позором предательства и измены Отечеству.
Поэтому, не придумав ничего лучшего, Антти бежал на хонтийскую границу, найдя более-менее веский повод. Дескать, нужно провести комплекс следственных мероприятий по одному важному делу. И отсиживался в этой жуткой дыре (местные так и называли свой городишко, Дырой), пока все не утихло. Волнения, правда, докатились и туда, но прошли менее кроваво и болезненно, чем в столице. Лэйхо всерьез надеялся, что все кончилось. Ан нет. Щупальца жуткого страшилища дотянулись-таки и до него.
Вскоре после его возвращения из провинции погибла жена. Глупо и страшно. Пошла в парикмахерскую сделать прическу к семейному торжеству по случаю производства мужа в комиссары и не вернулась. Какой-то террорист-смертник взорвал бомбу, забрав на тот свет еще два десятка человек, находившихся в салоне. Почему он выбрал именно эту парикмахерскую? Мало ему других салонов, магазинов, общественных контор?
Антти понял, почему, когда на следующий день получил по почте конверт без обратного адреса. В нем оказалась небольшая любительская фотография, на которой были запечатлены двое улыбающихся мужчин, по-приятельски положивших друг другу руки на плечи. Он сам и бывший Второй, недавно казненный государственный преступник…
Он никому не сказал о страшном послании с того света. Это так и осталось его тайной. Его болью и карой. Воздаянием за трусость и предательство…
Комиссар остановился у кафе под черепичной крышей, призывно манившего яркой вывеской. Минуту постоял в раздумьях и, махнув рукой, зашел. Следовало все-таки выпить чего-нибудь прохладительного. Жаль, что спиртного не наливают. Сейчас бы пропустить рюмочку-другую, да нельзя: торговля алкогольными напитками в праздничные дни в публичных местах запрещена. Что ж, логика в этом есть – в будни пьянство не столь опасно, как в праздники. Ну, зайдут десять – пятнадцать человек, выпьют немного и мирно разойдутся по домам. А когда целый город пьет весь день? Это страшно.
Комиссар прошел мимо шумной компании парней. Хм, а вот эти уже успели где-то набраться, наплевав на все запреты. Что характерно – не юнцы, каждому лет по тридцать. Наверняка и пороху успели понюхать, и жизнь повидать. А вон того, который сидит у окна, судьба, видать, особенно здорово потрепала…
Сев за столик, комиссар дождался, когда, обслужив троицу веселящихся парней, к нему подошла симпатичная