Сокровище, которое дремлет в тебе. Лоран Гунель
на колокольню и вышел на открытую площадку под куполом. Жереми часто приходил сюда, чтобы побыть одному и перевести дух. Он уселся на каменный бортик. Пахнуло свежим запахом деревьев. Отсюда открывался чудесный вид на крыши Клюни со старой потемневшей черепицей, которая отливала темно-красным, как плоды пассифлоры. Черепица была разная, попадалась и плоская, и даже круглая, что говорило о близости юга. И все это великолепие оттенков красного контрастировало с сияющей синевой неба. С высоты можно было разглядеть лесистые склоны холмов, окружавших средневековый город.
Двенадцать человек…
Он молод, вся жизнь впереди, а он посвятил ее мессам… для дюжины верующих. Жереми глубоко вздохнул. В мечтах он видел себя пастырем, который пробуждает души людей, насыщает пищей духовной, ведет к радости… Двенадцать человек… И тут же упрекнул себя за эту мысль: не гордыня ли побуждает его жаловаться? Разве он не представлял себя в окружении полного зала верующих? Жереми покачал головой. Нет, его искренность была настоящей, побуждения – чистыми. Это призвание свыше. Но как осуществить свое призвание, если нет паствы? Двенадцать прихожан, в основном стариков и старушек, половина ходит в церковь по традиции, а другая – из суеверной боязни смерти.
Жереми проследил глазами за полетом птицы: она пронеслась над крышами и исчезла за колокольней аббатства, глядящей в синее небо. Аббатство… Вернее, то, что от него осталось. Большая его часть сильно пострадала во время Революции, а потом служила для крестьян каменоломней… А ведь встарь монастырь входил в число самых почитаемых в христианском мире. Он принадлежал ордену бенедиктинцев, имевшему в подчинении тысячу двести аббатств и приоратов, около десяти тысяч монахов по всей Европе. Аббат обладал огромным влиянием и повиновался напрямую Святому престолу, к тому же многие папы происходили из Клюни. И что от этого осталось сегодня? Дюжина верующих в церкви, рассчитанной на четыре сотни прихожан.
Жереми втянул в себя свежий воздух. Далеко внизу виднелись крохотные фигурки, снующие по торговой улице и переулкам. Он долго всматривался в прохожих. Как бы он хотел пробудить все эти души, лишь бы они пришли к нему! Но тут нужно озарение, догадка о том, что, кроме денег, видеоигр, шопинга, секса и телика, в мире существует что-то иное… Неужели это еще возможно? Ему казалось, будто он один из последних верующих в мире, где религия вот-вот исчезнет. Мотивация угасла, его подавляло ощущение собственной никчемности.
Иногда Жереми вспоминал о поездке на угольную шахту. В то время он еще учился в магистратуре, изучая проблемы устойчивого развития производства. Директор шахты не понимал, что защищает энергетику прошлого. Он вел себя так, словно в мире ничего не происходит, говорил о работе, будто не знал, что и клиентов, и рабочих у него становится все меньше и меньше, что шахту скоро уничтожат. Жереми тогда стало его жалко. А теперь он спрашивал себя, не оказался ли сам в сходном положении? Ну, разве что уголь вреден для людей, и когда шахтеры, проведя весь день под землей, поднимаются наверх, они