Зеркальный лабиринт. Александр Матюхин
Показалось, что это крем превратил маму в злое непонятное существо.
Мама вышла – крем лежал на ее лице густым жирным слоем – и сказала спокойнее:
– Мне надо знать, где ты раздобыл это! Если крем так на всех работает, то это же… понимаешь… это просто удивительно!
Конечно, я соврал. Выдумал какую-то девочку в школе, которая раздавала крема на перемене. Из какого класса не помню. Возраст тоже непонятен. Если увижу ее, то обязательно позвоню маме. Мне резко расхотелось делать крем еще раз. Все это время я видел в маминых глазах огоньки безумия. А сам ужасно испугался.
Стоит ли говорить, что мама ходила с безумным взглядом еще почти неделю. Каждый раз, возвращаясь с работы, она втирала в лицо и ладони крем, а затем часами стояла перед зеркалом, наслаждаясь помолодевшим лет на десять отражением. Остатки крема она втерла во все тело и ходила по квартире обнаженной, не обращая на меня внимания. Я, стыдливо краснея, бросал взгляды на ее подтянутую попку, острые красивые груди, плоский живот… но парадоксальным образом гордился проделанной работой. Я отдавал отчет в том, что могу сделать такой крем, когда захочу. И ничто меня не остановит.
После того, как я дал первый тюбик Вольке в обмен на рисунок, он прозвал меня Фокусником. Только Волька знал, что дело было не в сценке на открытии выпускного, а в стремительно исчезающих прыщах на его лице.
Волька нарисовал мне замечательную ширму. С нее на зрителей таращились призраки, будто бы вылезающие из голубоватого тумана. Издалека казалось, что призраки ищут глазами конкретного человека, и что, как только найдут, выберутся за пределы ткани, сцапают и утащат его в свой мир. Это было действительно страшно, хотя и не имело к сути фокуса никого отношения.
Летом, с наступлением каникул, Волька выпросил у меня эту ширму и продал ее кому-то за небольшие деньги. На них мы купили пива, сигарет и шоколадок.
– Я могу продавать твой крем, – сказал тогда Волька. – Заработаем, а? Красиво жить не запретишь!
– Если бы все было так просто. Это же вдохновение. – Я вкратце рассказал ему о том, какие эмоции испытываю при приготовлении крема.
– У меня то же самое, брат! – Воскликнул Волька, впиваясь пятерней в копну волос. – Не поверишь! Когда рисую. Не всегда, но случается. Особенно когда этих твоих призраков рисовал! Такое ощущение, что моими руками кто-то управляет. Именно поэтому призраки и вышли такими живыми. Мне иногда казалось, это самое, что они реально выберутся наружу. За нами.
Мне стало не по себе. Мой-то крем был волшебный. То есть, он и правду обладал какими-то необыкновенными свойствами. А если допустить, что Волькины рисунки тоже несли некое волшебство, то, стало быть, его призраки и правда могли выбраться?
– Надеюсь, ты продал ширму достойным людям.
Волька усмехнулся, глотнул холодного пива (что на жаре было особенно к месту). Сказал:
– Может быть, они и правда того достойны.
Я вернулся в номер, не переставая думать о прошлом. Окунулся в прохладу,