Ублюдок. Ирина Леонидовна Воробей
всегда сам себя ненавидел и до того привык к этому состоянию, что ощущение гордости за себя с непривычки щекотало струнки души. Да и потом он просто получил физическое удовольствие от секса.
Верино юное тело нежно извивалось под ним, глухо стеная. Коричневые соски на круглой груди под напором его языка мягко продавливались, а затем упруго выскакивали из-под губ. Хотелось хватать их еще и еще. Приятно было пройтись кончиками пальцев по рельефному бархату ее живота. А затем долго и медленно вводить в нее твердый член, не обращая внимания на писклявые охи. У него давно так не стоял. И давно после секса не настигало полное истощение, как теперь. Ему хотелось подпевать лесным крылатым ораторам, но нельзя было никого будить.
Подойдя к абсолютно гладкому, как зеркало, озеру, он посмотрел на мутного себя на поверхности, улыбнулся и всунул руки в холодную, бодрящую воду. Раздраженные круги разбили отражение и растеклись волнами. Умывшись, он сел на рядом валявшийся булыжник и стал глядеть на то, как гармонична природа. Он любил думать. И любил одиночество. Потому любил думать в одиночестве. Его многое поражало в устройстве этого мира, словно он, как юный натуралист, изо дня в день открывал для себя новую микровселенную. И всякий раз его восхищала логичность, идеальность и простота каждого такого открытия.
Сегодня он открыл для себя живую тишину. В его огромной полупустой квартире обычно царило мертвое молчание, пропитанное бетоном и пластмассой. В одинокие зимние вечера, когда он в очередной раз сидел посреди просторной гостиной и читал какую-нибудь замысловатую книгу, ему казалось, что, если в черной дыре есть звук, то он именно такой. Как вакуум, только более пустое, абсолютное ничего. А здесь, в лесу, над умиротворенной гладью озера, под кронами деревьев и в мраморной защите проглядывающих сквозь зелень скал звенела натуральная живая тишина. В сравнении с абсолютной тишиной, то есть полным отсутствием звука, здесь было шумно, но настолько гармонично и естественно, что вселяло спокойствие и придавало всему смысл.
Его покой нарушило легкое касание мягких рук. Они потрепали его по голове и ласково спустились на костлявые плечи. Марку хотелось лопнуть от внезапно нахлынувшего гнева. Эти спонтанные прикосновения заставляли его испытывать мурашки по всему телу. Он невольно дернулся. И Вера сразу почувствовала его раздражение. Она нахмурилась и села рядом с ним с вопросительным выражением лица.
– Доброе утро, – сказала девушка, помолчав в недоумении полминуты.
– Доброе, – нехотя ответил Марк, не глядя на нее.
Ночью ему нравилось смотреть на ее голое тело, целовать ее полные губы, вдыхать аромат кожи и волос, но сейчас она казалась ему противной. Даже низкий голос резал уши. «Зачем она проснулась?» – с досадой думал он, с силой отрывая пучок травы от корней и растирая его в кулаке. Это помогало ему сохранять хладнокровие.
– Что с тобой? Я думала… – начала она, но тут