Корона для «попаданца». Наш человек на троне Российской Империи. Алексей Махров
подается вперед, собираясь ответить, но замечает меня:
– Господа офицеры!
Все головы одновременно поворачиваются ко мне. Офицеры замирают по стойке «смирно».
– Здравствуйте, господа!
В уши грохает слитное:
– Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!
Вот так. Ну что, господин Таругин, «ваше высочество», вот и пора вам решать. Здесь не декабристы собрались, это, скорее, будущие лейб-кампанцы. Вас просто собираются посадить на трон… И очень не вовремя! Мне еще кучу дел надо переделать, а станешь государем – прощай куча, здравствуйте ежедневные обязанности…
А может быть, так и надо? Ведь эти офицеры вовсе не восторженные пацаны! И в глазах у них не восторженные мечты о «прекрасном, новом мире», а самая что ни на есть простая надежда – надежда на то, что новый царь хоть и молод, но окажется лучше предыдущего. Правда, все они относительно молоды и, само собой, не хотят жить под рукой «миротворца». Им подавай ордена, выслугу, чины… А то, что за это придется рискнуть шкурой, так «наше дело стрелять и помирать, а в кого и за что – господин полковник знает!». Они прямо сейчас готовы принять под команду полки и дивизии и рвануть вперед, сокрушая все на пути, пока не остановит пуля-дура или штык-молодец…
Да что это я, в самом деле? Совсем рехнулся? Да если я сейчас взойду на престол – беды не миновать! Во-первых, все мои милые дядюшки и кузены кинутся оттирать меня от власти, надеясь урвать побольше при регентстве. Во-вторых, мои англофобские взгляды известны, и у меня есть все шансы получить из заботливых рук британских агентов яд в кофе или адскую машину в карету. У них там в Форин-офис[26] людишки не даром свой пудинг лопают. В-третьих, все придется делать открыто, а я, честно говоря, опасаюсь такой открытости. Вокруг совсем не так уж мало толковых умов, которые смогут разобраться, что к чему. И повторить в любимом «фатерланде» или «мазерлэнде». А тогда – тогда все будет куда как хуже, чем мне бы хотелось…
– Вот что, господа. – Я стараюсь подобрать слова так, чтобы, с одной стороны, не допустить готовящегося переворота, а с другой – не обидеть присутствующих. – Не поймите меня неправильно, но я не хочу. По двум причинам.
Все замирают в ожидании.
– Господа. Я не могу понять, с чего вы решили, что меня привлекают лавры Александра Павловича? Отцеубийство – тяжкий грех, и мне вовсе не улыбается брать его на душу.
Молчание становится гнетущим.
– Я хочу сказать вам, что никогда не забуду вашей преданности и верности. Даже не будучи императором, я найду способ выразить вам, господа, свое благоволение. Но я очень прошу вас, друзья мои: пощадите моего несчастного отца!
Мне удается почти идеально сымитировать срывающийся голос. Заговорщики в растерянности. Те, что помоложе, опускают головы, те, что постарше, мрачнеют взглядами. Видимо, им и в голову не могло прийти, что цесаревич откажется от престола из сыновней любви…
– Ваше Величество!
Министерство иностранных дел Великобритании. В те годы занималось и внешней разведкой.