Лицо под маской. Анна Дашевская
вплотную к моему креслу, посмотрел сверху вниз и сказал:
– Я согласен.
Граф Контарини шумно выдохнул.
– Хорошо, – сказала я. – Мне понадобятся от вас ответы на некоторые медицинские вопросы, я пришлю вам анкету на электронную почту. Пожалуйста, постарайтесь отвечать как можно точнее и подробнее.
Молодой человек записал мне свой электронный адрес и посмотрел на дядю:
– Ты еще остаешься?
– Да.
– Ладно, тогда я пройдусь пешком… До свидания, синьора!
Изысканно поклонившись, он вышел.
– Итак?.. – я смотрела на графа.
– Итак, если не возражаете, синьора, я бы хотел обсудить ваш… гонорар. Правильно я понимаю, что деньги вас не очень интересуют?
– Да, это действительно так. Какие-то иные варианты существуют?
Пьетро усмехнулся и вдруг сделался молодым и невероятно красивым. Боги, так все это время у него было такое мрачное лицо, что он казался почти стариком! А на самом деле ему всего сто лет, для мага это молодость, которая будет длиться еще очень долго…
– Вы ведь уехали из Бостона не просто потому, что захотели попутешествовать, не так ли? – спросил он.
– Да.
– Расскажете?
Почему бы нет, подумала вдруг я. Может быть, это поможет мне избавиться от тяжелого чувства вины…
– Почему бы и нет, – повторила я вслух. – Полгода назад ко мне на прием пришла давняя постоянная пациентка, миссис Рубинштейн. Периодически она ложилась в мою клинику, чтобы привести в порядок лицо и фигуру. Ничего радикального, просто десять дней реабилитации после тяжелого труда светской жизни. Но в этот раз она пожелала именно что радикального. Миссис Рубинштейн в свои шестьдесят с хвостиком решила выйти замуж за молодого человека двадцати восьми лет от роду и желала на свадьбе выглядеть ровесницей будущего мужа.
– То есть она хотела повернуть время вспять?
– В общем, да. Причем немедленно. Она слышала о препарате pellis, который я упоминала сегодня, и потребовала полностью заменить ей кожу на лице на новую, созданную из него.
– Но вы же сказали, что это возможно? – граф Контарини слушал очень внимательно.
– Это возможно, – эхом повторила я. – Вашему племяннику двадцать пять?
– Двадцать четыре. Да, я понимаю, совсем иная биохимия.
– Нет, разумеется, если бы были медицинские показания, мы бы и к столетнему пациенту не задумались применить pellis. Но в этом случае я отказала наотрез. Миссис Рубинштейн ушла страшно разобиженная, грозила мне судебным иском и прочими неприятностями…
– И что, неужели она подала в суд, и вы просто уехали от этих… неприятностей? – теперь он смотрел слегка насмешливо.
– Нет. Она обратилась к другому врачу. И через три месяца пришла ко мне в вуали, а под вуалью было вот это, – я протянула Пьетро свой коммуникатор, где во всей красе было запечатлено новое лицо миссис Рубинштейн: перекошенный рот, потекшие скулы, заплывшие глаза, окруженные сеткой глубоких морщин, и, как венец всего, гладкий алебастровый лоб.
– Да-а-а…