Пленники рубиновой реки. Александр Белов
и путались, не позволяя уловить смысл, мальчишка исчез. Внизу гулко хлопнула дверь подъезда.
Он бросился к окну и успел увидеть, как пацан бежит к знакомой машине. На ходу с него слетела кепка, но он даже не обернулся. Машина сорвалась с места, мигнув напоследок габаритными огнями, увозя его античную богиню.
Дальнейшее помнилось смутно. Вот он выскочил из квартиры, сунув в карман легкого пальто записку. Вот сел в машину, трясущимися пальцами запустил двигатель и выжал педаль газа до предела. Кто-то сигналил, кто-то кричал. Внешние шумы слились в один протяжный гул, а в голове осталась одна единственная мысль – «догнать!»
Он не успел. Ослепительная вспышка резанула по глазам, короткий приступ оглушающей боли парализовал тело, и наступила тишина, заботливо укрытая темным покрывалом.
Очнулся уже в больнице. Болело все тело. Не болели только ноги, их он просто не чувствовал. Добрый доктор в круглых очках отводил глаза, на вопросы отвечал уклончиво и не давал никаких гарантий. Честной оказалась лишь усталая тетка в больничном халате, оказавшаяся санитаркой.
– Врачи не боги. Помыкаются, конечно, не бросят помирать. Но в лучшем случае на костылях выйдешь.
Каждый скрип двери, гулкие шаги в коридоре, приглушенные разговоры заставляли Марка внутренне собраться, подняться на жестком матрасе, лишь бы она не видела его больным и немощным. Почему-то он верил, что Амалия придет к нему. И из пропахшей хлоркой и чужой болью палаты они выйдут вместе.
Он обязательно пойдет своими ногами, а не на каких-то костылях. Он сможет. Ради нее.
Она не пришла ни через неделю, ни через месяц. А он взял и потерял веру в то, что вообще выйдет из казенных стен. Лежал целыми днями в одиночной палате с окнами, задрапированными плотными шторами, и мечтал, чтобы о нем все забыли, даже добрый доктор…
Жаль только шторы не могли уберечь его от вернувшихся ночных кошмаров. Еще в больнице Марк много раз просыпался от птичьего клекота. Его рвало от невыносимого запаха застоявшейся речной воды. Добрый доктор объяснял все последствия травмами и побочными эффектами некоторых лекарств. Марк же понимал: прошлое не желает его отпускать, не за все грехи он еще расплатился.
После выписки рядом с ним оставался только подобранный на улице кот. Он верил домашнему зверю, знал, что тот не предаст. И это давало силы для дальнейшей борьбы.
Когда отложенные на «черный день» средства истаяли, Марка накрыло отчаяние. О себе он думал как-то отстраненно, а вот рыжий обормот, который уже забыл, что такое жить на улице, вряд ли бы простил такое коварство.
Ему позвонили в самом начале мая с незнакомого номера, предложили поучаствовать в съемках телевизионного шоу. Выслушав предложение, Воронов колебался недолго. Не в том он был положении, чтобы выбирать. Так и не дождавшись весточки от бывшего руководителя, он до последнего верил, что без него Зиновий Григорьевич не обойдется и сам начнет уговаривать вернуться. Но телефон молчал, остатки сбережений таяли, как снег под апрельским солнцем, а кот требовал еды.
Участие