Музыкально-эстетическая концепция А.Н. Скрябина. Анна Ивановна Маслякова
изломанность ритма и волевую активность, смятенность и напряженность. С любовью Г.Г. Нейгауз относился к скрябинским сонатам (среди других интересных исполнений последних отметим, например, трактовки ученика Г.Г. Нейгауза, И.М. Жукова). Психологическая характеристика образов здесь также удивительна, как и пианистическая. Вторая соната (ор. 19), навеянная А.Н. Скрябину морскими пейзажами, «дышит» в исполнении Г.Г. Нейгауза, каждый звук эмоционально насыщен. Подкупает и пластическое rubato, наполненное поразительным чувством меры. Совершенно иной подход к Третьей сонате (ор. 23): здесь раскрыто столкновение жизненных сил, переданы драматизм борьбы, контрасты различных состояний.
С исключительным мастерством Г.Г. Нейгауз пользовался протяженностью звука вплоть до его полного потухания, владел различным действием педали в зависимости от глубины ее нажатия (полной педалью, полупедалью, четвертьпедалью и другими педальными градациями). Особенную чуткость Г.Г. Нейгауз проявлял к тональному плану произведений, добиваясь «живописного воплощения» музыкального образа. Исполняя миниатюры А.Н. Скрябина, Г.Г. Нейгауз проникал в самую суть этой «строптивой», «странной» музыки. Вспомним, к примеру, прелюдии ор. 11, op. 16 и op. 17, страстные, мечтательные, бурно-приподнятые, таинственно-вкрадчивые. Под пальцами Г.Г. Нейгауза они обретали почти импровизационную свободу, так ценимую А.Н. Скрябиным.
Укажем также особенности интерпретации произведений А.Н.Скрябина другого ученика Г.Г. Нейгауза – С.Т. Рихтера [58, 66]. Игра С.Т. Рихтера отличалась сдержанностью, подчеркнутой простотой и строгостью. Он весь, целиком подчинен музыке, она – его душа. Чудо жизни возникает каждый раз при рождении музыкального сочинения на его концерте. Слушатели чувствуют эту одержимость, полную самоотдачу искусству и подчиняются воздействию артиста. Критика едва успевает после очередного рихтеровского сезона объявить пианиста «рахманиновцем», как в последующих он предстает перед ней в обличии «бахианца», «шубертианца», «листианца» и прирожденного «скрябиниста» одновременно. В произведениях А.Н. Скрябина С.Т. Рихтер акцентирует не таинственность «мистических озарений» или аристократическую утонченность, но полетность, взрывчатость. С.Т. Рихтер, прежде всего, музыкант, а потом уже пианист. Для него характерен дирижерский склад мышления, сказывающийся в поразительной целостности трактовок. Логика построения формы, соотношений безупречна, каждая деталь оправдана, необходима и кажется единственно правильной и уместной. Ничего не делается ради украшения: никакой уступки соблазнам фортепианной виртуозности, красочности, чувственному очарованию фортепианного звука, имеющему притягательность для «непосвященного» слушателя. Истоки богатства тембровой палитры, конечно же, заключаются в основательном знакомстве с оркестровой литературой, в изучении партитур, давней привычке воспринимать симфоническую музыку сквозь призму фортепиано. В единстве вдохновения