Шанс на счастье. Настасья Карпинская
постельного белья. Безэмоционально и сухо, но мне всё равно хочется его обнять, поблагодарить за эту малую толику заботы. Пусть вот такой, но заботы. Понимаю, что для него, как и для многих остальных людей, посоветовать приложить компресс или дать мазь – ничего не значащая любезность, а для меня это что-то необычное, теплое, за что хочется говорить «спасибо» не переставая. Давлю в себе желание подойти к нему ближе и покорно иду в комнату.
Мне стало легче… Глупо, не логично, но мне стало легче. Я рассказала ему почти всё, и словно какой-то груз с души свалился. Возможно, поступила по-дурацки. Он – совершенно чужой мне человек, никто, но в нём было что-то, что заставляло испытывать к нему доверие, а для меня это на грани фантастики. За все эти годы Орлов был единственным, кто вызывал подобие таких чувств, но и он не знал всего. А тут накрыло настолько, что выложила Демиду всю подноготную, подала на блюдечке с голубой каемочкой, разве что сахаром не посыпала. Может он испробовал на мне какие-то свои ментовские штучки. Умеют же работники правоохранительных органов разговорить человека…. Но даже если это и так, мне наплевать…. Все эти года я молчала, мне не с кем было поделиться. После того, как умер отец, девочка, с которой я дружила и считала своей лучшей подругой, узнала кем и где я работаю. Возможно, от своего старшего брата или от кого-то ещё во дворе, не так важно, откуда, но именно она разнесла эту информацию всем нашим общим знакомым, и меня стали обходить за версту, а встретив на улице проходить мимо, отвернув в сторону голову. Сначала было обидно и больно, но со временем привыкла, как привыкла ко многому дерьму, творившемуся в своей жизни. Просто так же отворачивалась и делала вид, что не знаю этих людей. Даже прощать научилась их осуждающие взгляды и их шептания в след. Простить, забыть и идти дальше по своим делам. Тяжелей было, когда кто-то из них встречался в клубе…. Тогда приходилось играть роль одного актера, прикидываться: «Извините, вы обознались». Я никогда не пыталась сблизиться с девчонками на работе. Мне была чужда увлеченность Гали и Лики алкоголем, потому что я видела, чем это заканчивается. Наглядным примером была каждая вторая квартира в моём доме. Мне было страшно за Катьку, которая подсела на кокс, и Артём её тут же выпроводил на улицу. Сейчас тем же увлеклась Карина. Я смотрела и понимала боль каждой из них. Понимала, где болит и насколько сильно, но унять эту боль я была не в силах, потому что даже со своей справиться не могла, поэтому и смысла в сближении не видела. Зачем набиваться в подруги, если разделить с ними их проблемы я не могла, как и их увлечения не имела желания делить. Одной легче, если и болит, то только за себя, и пока я с этим ещё могу справиться…
***
Вика ушла в спальню, а я, расстелив себе постель на диване, накинул куртку и вышел на балкон. Закурил, задумавшись о том, что почему-то верил словам этой девушки. Почему? Сам не до конца понимал. Всё, что говорят проститутки, надо было делить, как минимум, на два. Сколько я подобных историй слышал? И каждая, кто их рассказывал, преувеличивала, привирала, добавляла несуществующих детей, больных родителей и бабушек. Они все давили на жалость, не гнушаясь ничем. Даже говорили, что родители