АНАТОЛИЙ КОТЕНЕВ. ФАМИЛЬНЫЙ КОЛОДЕЦ. Ирина Майорова
что отец не знал обо всех наших проделках, иначе ремень из рук не выпускал бы.
Наш дом стоял на окраине Невинномысска, и во время каникул мы целыми днями пропадали на окрестных прудах, в лесополосе или уходили еще дальше, на Кубань, где играя в войнушку, лазали по прибрежным оврагам. Поскольку родителей о длительных отлучках не предупреждали, на обратном пути я фантазировал:
– Вот бы гости сейчас приехали. При них папа пороть бы не стал, а потом, может, и совсем забыл бы…
– Мечтай, мечтай, – бурчал брат. – Все равно попадет.
Не ошибался, конечно… Как старшему ему доставалось первому. Помню: отцовский ремень гуляет по Валеркиному заду, брат молчит, а я за него ору, предвкушая неминуемый черед.
У родителей хватало мудрости не делать «стрелочником» Валеру только потому, что старший. Когда папа порол брата, мама повторяла: «И малому не забудь, и малому! Он не меньше виноват!»
Меня и к посильной работе приучали с самых ранних лет. Когда отец ставил дом, вся семья была у него в подручных. Мама помогала настилать крышу: залезала на леса, подавала тяжелые доски, коробки с гвоздями. На холодном ветру штукатурила стены, а я, первоклассник, просеивал ледяной песок. До сих пор удивляюсь, как она потом загрубевшими пальцами в мозолях, трещинах и занозах играла на пианино в детском саду, где была музыкальным работником.
Мы с братом никогда не видели родителей в безделье: мама содержала в идеальном порядке дом, занималась огородом, варила варенье, закатывала на зиму батарею банок с помидорами-огурцами. Отец, работавший помощником машиниста на паровозе, все выходные проводил в мастерской, делал на продажу кухонные столы – с полочками, ящичками, красивыми ручками.
Не помню, чтобы он намеренно приучал меня к столярному делу: дескать, идем, сынок, покажу, как пользоваться рубанком и лучковой пилой. Увидев, как мучаю-мочалю доску, досадовал: «Ну кто ж так пилит?! Смотри, как надо». Разрешал брать любые инструменты, но просил: «Только пальцы береги!» Однако кто же в творческом порыве думает о таких мелочах – у меня все кисти в мелких шрамах. И к ранам, и к виду крови относился абсолютно спокойно: подумаешь! А папа бледнел как полотно – так меня было жалко. Брал тряпочку, смачивал керосином и заматывал поврежденное место: «Ничего, до свадьбы заживет».
Не знаю работы тяжелее той, что отец выполнял на паровозе, перекидывая за одну поездку из тендера в топку по восемь тонн угля. Какое сердце такую нагрузку выдержит? В пятьдесят девять у отца случился инфаркт, из которого он, может, и выкарабкался бы, если бы не ошибка врачей.
Недавно довелось наконец побывать в селе Гофицкое Ставропольского края – на родине родителей. Многие жители там носят фамилию Котеневы, еще примерно столько же – Мухортовы (девичья фамилия моей мамы). Первым делом отправился на хутор, где когда-то было крепкое хозяйство деда по папиной линии, а сегодня лишь развалины каменного дома. Зато неподалеку стоит – цел и невредим! –