История литературы. Поэтика. Кино: Сборник в честь Мариэтты Омаровны Чудаковой. Отсутствует
проблематизировал вопросы личной власти, государственного величия и роли в истории, а значит, оказывался в смысловом поле, связанном в советской культуре 1930-х годов со Сталиным. Прямое сопоставление двух властителей не должно было вызывать удивления советских читателей. Например, армянский поэт Наири Зарьян писал в «Известиях»:
Гомер Ахилла воспевал, Рустема – Фирдуси.
Был вызолочен Бонапарт хвалою тысяч лир.
Чертили молнии впотьмах кровавые стези,
Летели тысячи комет сквозь мировой эфир.
Но ждал страдалец-человек, чтобы зажглась заря,
Чтоб Маркс вынашивал ее и с Энгельсом дал ей мощь,
Чтоб Ленин источал огонь, грядущее творя,
И счастье создал ты, стальной великий вождь19.
Аналогичный сопоставительный ряд выстраивал и поэт Илья Сельвинский в поэме «Челюскиниана»:
«Да здравствует Сталин!» «Родной!» «Сталин!»
Из тысячной глотки рванулся вздох,
Когда по рупору просвистали
О первом ударе на Дальний Восток.
История царств запомнила две
Даты любви солдат к полководцу:
Почуяв заботу о серой братве,
Солдатское сердце в кровь отзовется!
И с этой любовью – сквозь меч и огонь,
Как с боем, вошли в летописное лоно
Десятый Цезаря легион
И старая гвардия Наполеона.
Но наш народ своего вождя
Любил как само воплощенье свободы!20
Таким образом, подробное повествование Тарле о жизни Наполеона должно было восприниматься читателями как своего рода завуалированная биография Сталина – резервуар исторических параллелей, способных прояснить обстоятельства правления «отца и учителя». Дополнительную остроту таким параллелям придавала необычайная скудость биографической информации о Сталине: несмотря на то, что задача написать его биографию была поставлена в самом начале 1930-х годов, первая масштабная книга появилась уже после выхода работы Тарле – это было сочинение Анри Барбюса «Сталин: человек через которого раскрывается мир»21.
В этом контексте «Наполеона» Тарле можно прочесть как важное высказывание в еще возможной в то время дискуссии о дальнейшем развитии страны. По мнению Олега Кена, интерпретация деятельности Наполеона, предложенная Тарле, отражала настроения той части политической элиты страны, которая выступала за демократизацию общественной жизни и стремилась достичь социальной стабильности и консолидации общества, пусть и вокруг фигуры Сталина. Важнейшим свидетельством этих попыток стала новая советская Конституция22.
Такое понимание роли Сталина в эволюции советского государства не было, по всей видимости, оригинальным изобретением Бухарина или Радека. Еще в конце 1920-х гг. аналогичные взгляды на дальнейшее развитие русской революции высказывал Николай Устрялов: «В чем сущность бонапартизма?… Он – сгусток подлинно