Печенегия. Владимир Петрович Бровко
и сам едва спасся от плена.
Только раздоры из-за дележа добычи, возникшие между печенегами и куманами, не позволили первым на этот раз вполне использовать свою победу.
После короткого отдыха, купленного у печенегов, Византия должна была пережить ужасное время 1090-1091 годов.
Вторгшиеся снова печенеги после упорной борьбы дошли до стен Константинополя.
Анна Комнина рассказывает, что в день празднования памяти мученика Феодора Тирона жители столицы, посещавшие обычно в громадном числе находившийся в предместье за городской стеной храм мученика, не могли сделать этого в 1091 году, так как нельзя было открыть городских ворот из-за стоявших под стенами печенегов.
Положение империи сделалось еще более критическим, когда с юга стал грозить столице турецкий пират Чаха, проведший молодые годы в Константинополе при дворе Никифора Вотаниата, пожалованный византийским чином и убежавший в Малую Азию при вступлении на престол Алексея Комнина.
Овладев Смирной и некоторыми другими городами западного побережья Малой Азии, и островами Эгейского моря при помощи созданного им флота, Чаха задумал нанести удар Константинополю с моря, отрезав таким образом для него пути к пропитанию.
Но желая, чтоб задуманный им удар был действительнее, он вступил в сношения с печенегами на севере и с малоазиатскими сельджуками на востоке.
Уверенный в успехе своего предприятия, Чаха уже заранее называл себя императором (василевсом), украшал себя знаками императорского достоинства и мечтал сделать Константинополь центром своего государства.
Не надо упускать из виду и того, что как печенеги, так и сельджуки были турками, пришедшие благодаря сношениям к сознанию своего родства.
В лице Чахи для Византии явился враг, который, по словам В. Г. Васильевского, “с предприимчивой смелостью варвара соединял тонкость византийского образования и отличное знание всех политических отношений тогдашней восточной Европы, который задумал сделаться душой общего турецкого движения, который хотел и мог дать бессмысленным печенежским блужданиям и разбоям разумную и определенную цель и общий план.”
Казалось, что на развалинах Восточной империи должно было основаться турецкое сельджуко-печенежское царство.
Византийская империя, по выражению того же В. Г. Васильевского, “тонула в турецком нападении.” Другой русский византинист, Ф. И. Успенский, так пишет о данном моменте: “Положение Алексея Комнина в зиму 10901091 года может быть сравнимо разве с последними годами империи, когда османские турки окружили Константинополь со всех сторон и отрезали его от внешних сношений.”
Алексей понимал весь ужас положения империи и, следуя обычной византийской дипломатической тактике настраивать одних варваров против других, обратился к половецким ханам, этим “союзникам отчаяния,” которых просил помочь ему против печенегов.
Хорошо известные русской летописи дикие и суровые половецкие ханы, Тугоркан и Боняк были приглашены