О, Мари!. Роберт Енгибарян
этот период моей жизни связан с ним неразрывно. На момент поступления в университет мне было семнадцать лет, а ему двадцать – разница в этом возрасте значительная. Мы знали, что у Рафы были проблемы с законом – в драке с ним погиб известный уличный авторитет, и пока шел судебный процесс, родители, опасаясь мести, где-то прятали сына. После двухлетнего судебного разбирательства он был оправдан по статье «необходимая оборона», год провел в каком-то военном училище, потом перевелся сюда и мы вместе стали получать юридическое образование. Ребята на курсе уже были наслышаны о Рафе, сторонились его и откровенно боялись.
Первый же день нового учебного года начался с неожиданного инцидента со старостой курса – им оказался нескладный худой человек со злым и неприятным лицом. Я запомнил его еще на приемных экзаменах: тогда он носил военную форму с погонами старшего сержанта и кирзовые сапоги. Председатель предметной комиссии по истории, пожилой лысый человек с огромным носом, обратился к нам, пришедшим со школьной скамьи в университет: «Смотрите, человек выполнил свой долг перед родиной, а вы без жизненного опыта хотите стать юристами, решать человеческие судьбы». Тот, в военной форме, слушал его с торжественным видом, высоко подняв голову на петушиной кадыкастой шее, и поглядывал на нас со злобой и презрением.
– Вот вас, молодой человек, как зовут? – кивнул в мою сторону председатель.
– Давид.
– Почему вы не хотите честно выполнить ваш гражданский долг перед родиной, отслужить в Советской армии? Это же такая честь! Или поработать в колхозе – с вашими-то физическими данными! Ах, вы городской житель?! Тогда на завод, на производство! Или пошли бы в институт физкультуры… А вы сразу в университет, да еще и на самый конкурсный факультет. Любите историю и общественные науки? Придется вам это доказать… И не ухмыляйтесь: боюсь, через час вам будет не до смеха…
Замечу, правда, что, к его великому удивлению, после интенсивного часового экзамена, когда уже вся комиссия перешла на мою сторону, он был вынужден поставить мне отличную оценку.
И вот через год мы снова встретились с молодым человеком в военной форме, которого председатель приемной комиссии привел мне в пример. Носил он причудливое имя Князь – в те годы многие родители, особенно те, которые не обладали высоким культурным уровнем, давали своим детям экзотические имена: Принц, Князь, Фердинанд, Марсель (Маркс, Сталин, Ленин), Пушкин, Бабель и т. п. Князь вел себя высокомерно, всегда носил, невзирая на жару, костюмы преимущественно светлых тонов – по-видимому, чтобы скрыть сутулость, – и красный галстук, а из нагрудного кармана его пиджака постоянно выглядывал уголок платка. Когда перед началом занятий, войдя в аудиторию, я сел за последнюю свободную парту у окна, он с другого конца комнаты громким голосом обратился ко мне:
– Эй, молодой, это мое место!
Если бы не его оскорбительный тон, в котором сквозило явное желание при всех унизить новичка,