Четыре столетия пути. Беседы о русской литературе Сибири. Алексей Горшенин
к нему весьма сурово: резко критиковал за «напыщенность и слезливую сентиментальность».
Наиболее крупным и значительным произведением И. Калашникова является роман «Дочь купца Жолобова». Роман был переведен на немецкий язык. О нем положительно отзывался В. Гюго. Благосклонно оценивала его и западноевропейская критика.
История, которая легла в сюжетную основу романа, писатель услышал от своего отца, ставшего очевидцем событий, связанных с сумасбродством выжившего из ума начальника Нерчинских заводов В. Нарышкина.
Как и другие свои произведения, И. Калашников насыщает роман всякого рода «краеведческим» материалом – этнографическими, географическими, историческими и т. п. экскурсами и справками. Он щедро вводит в плоть произведения подлинные факты и сведения из прошлого Сибири.
Правда, по собственному признанию И. Калашникова, «некоторые происшествия, случившиеся в разное время», он «соединял в одну раму, оправдывая себя тем, что «так делывал и сам родоначальник новейших романов, неподражаемый Вальтер Скотт»8, который, к слову, был его кумиром и у которого И. Калашников многому учился. Прежде всего, умению строить авантюрную интригу.
Опираясь на авторитет В. Скотта, И. Калашников отстаивал также в своем творчестве право художника на отступления от исторической правды. Как истинный романтик он противопоставлял историю поэзии в пользу последней, полагая, что история может только побудить, но не удовлетворить желание «быть зрителем рассказанных ею происшествий». И тогда «на помощь душе приходит божественная, всемогущая поэзия…» Подобно писателю-маринисту А. Бестужеву-Марлинскому, еще одному яркому представителю русской романтической прозы, И Калашников считал, что воскресить прошлое – значит, оживить человеческие страсти, увидеть людей с «тайными их думами, с сокровенными порывами души, с неразгаданными муками и наслаждениями, с утаенными злодействами и добродетелями»9.
И, опять же, как типичный романтик И. Калашников стремился выразить через изображаемые им конфликты идею «роковой» неизбежности страданий добрых и честных людей. Сибирь же И. Калашников старался показать как страну, где есть люди честные, сильные и смелые, где рождаются высокие чувства и стремления. И. Калашников прилагал все усилия к тому, чтобы разрушить превратное представление о своей «малой родине» как о «дикой» стране с «дикими» жителями и показать истинное ее лицо.
Достоинства и слабости «Дочери купца Желобова» повторились и «Камчадалке». Произведения эти вообще во многом схожи. В том, прежде всего, что, как отмечал сам автор, «здесь и там действие происходит в Сибири, и таким образом оба сии романа знакомят читателя с сибирскою природою и туземными обитателями».
Интересно, что, при всем романтическом антураже и тональности, в изображении быта камчадалов И. Калашников остается по-прежнему этнографически точным и объективным. Аборигены изображены им как люди
2 Калашников Иван. Дочь купца Жолобова. – Спб, 1831, с. 4—5. Цит. по кн. Очерки русской литературы Сибири. В 2-х т. – Новосибирск, 1982, Т.1, с. 266.
3 Калашников Иван. Дочь купца Жолобова. – Спб, 1831, с. 4—5. Цит. по кн. Очерки русской литературы Сибири в 2-х т. – Новосибирск, 1982, т.1, с. 13.