Назад в Эрдберрот. Евгения Высоковская
своей липучестью, я ведь все-таки не воспитателем туда шла, а вожатой, и вообще я не готова была к такому.
А она, наверное, видела во мне взрослого, кого-то вместо мамы, и ей, кажется, было очень плохо и тоскливо. Но я от нее все отворачивалась, не обращала внимания: сама еще была слишком маленькая. Когда на ночь я детям всем желала спокойной ночи, она всегда дольше всех висела у меня на шее и целоваться лезла. Ей очень не хватало материнской заботы, только я это уже потом поняла, когда повзрослела, и мне так стало ее жалко. Она такая хорошенькая, маленькая совсем была, ее еще не стоило в лагерь одну отправлять.
И вот почему-то ассоциация у меня такая с главбухшей нашей возникла. Как будто ей настолько не хватает того, чтобы ее кто-то похвалил или пожалел, что она сама про себя все говорит.
* * *
Несколько дней я отгоняла от себя мысли о «значимом» сновидении, потому что они вели к извлечению всяких-разных воспоминаний. Воспоминания не обязательно были неприятными, но приятные – это не значит «поднимающие настроение». Напротив, если неприятные обычно являлись подтверждением того, что я все сделала правильно и назад хода не было, то приятные могли вызвать совершенно ненужную ностальгию, которую я так тщательно пыталась в себе задавить. Только одна ностальгия имела право на жизнь: ностальгия о периоде «до».
С другой стороны, этот сон мог не просто быть будильником для лишних воспоминаний. Он мог означать, что я на пути к периоду «до». Или, что мне нужно постараться, удвоить усилия, чтобы восстановить в себе то состояние. Конечно, невозможно стать опять абсолютно той, какой я была почти десять лет назад. А если и возможно, то совершенно не нужно. Потому что десять лет назад я была намного младше и глупее, чем себе тогда казалась. Но обрести то ощущение целостности, самодостаточности, которым я тогда обладала, было бы неплохо. Конечно, тогда у меня было и одиночество, которое иногда меня терзало, поэтому поначалу встреча с Алексом переросла в небывалое и, кстати, обоюдное счастье. Но семейная лодка разбилась не о быт, а о что-то более нематериальное, чего можно было бы очень легко избежать, если бы Алекс с годами не нарастил себе вместе с пузом бескомпромиссность и нетерпимость. И если бы можно было прокрутить ту жизнь в ускоренном варианте, может, было бы заметно, как Мил из юного стройного кудрявого мальчика с большими глазами превращается в одутловатого пузатого бритоголового мужика, с глазами, подпухшими от пьянства. Как он из бесшабашного, подвижного и восторженного человека становится ленивым, язвительным и брюзгливым. При этом я из абсолютно несемейной, безбашенной и, возможно, чересчур легкой на подъем вдруг делаюсь домоседливой, спокойной и очень хозяйственной. И теперь не могу вырвать себя из этого домашнего плена, в котором меня никто больше насильно не держит. Как будто я слишком привыкла к тому, что мне никуда нельзя…
Вот что я имею в виду, говоря о том, чтобы удвоить усилия. Надо вернуть