Не покидай меня. Седа Манвеловна Партизпанян
сложнее всего.
Жизнь или смерть. Вечные два аргумента, вечные враги и союзники. Они развлекаются людьми, словно игрушками, затем ломая или выбрасывая надоевшие. Вечные дети, ответственные взрослые. Партнеры в преступлении, вот, кем они являются. Дополняя друг друга, они составляют хорошую команду, ведь победа почти всегда за ними, а поражение лишь является началом безусловного безумного выигрыша.
Листья, скорбно и боязливо лежащие на мокрой почве, чуть зашуршали от несильного ветра, нарушившего молчание. Словно на страшном суду свидетель сказал речь, но его слова никто не услышал, ведь все и каждый знал заранее вынесенный в итоге вердикт. Шуршанье повторилось, когда одиночество исчезнувших душ нарушилось с появлением девушки на их земле. Ступив на сгоревшую траву, она увидела в ней себя – пепел, оставшийся в ее сожженной душе, вот, что осталось от нее. Подняв глаза силой, она пошатнулась, сделав шаг назад. Отдышавшись, Роза пересилила себя и прошла по забытой не только лишь Богом, но и самой девушкой земле, остановившись, дойдя до небольшой каменной плиты, на которой четко и ясно были очерчены слова, так жестоко и детски опровергаемые ею в ее сердце, намеревавшемся в любую секунду выпрыгнуть из груди. Застыв, боясь пошевелиться, она опустила глаза, на мгновение перестав дышать вовсе.
– Ты ушла. Я осталась. – едва проговорив это, Роза судорожно вздохнула. Камень слушал внимательно, не желая перебивать. А девушке не хотелось слышать никаких слов. Ей становилось проще, когда она говорила, но с легкостью это не граничило. Боль камнем резала тело девушки. – Осталась здесь, где тебя теперь нет и не будет больше. Что мне… Что мне делать?
Тишина ответила прилежно. Осторожно, стараясь не задеть девушку, ветер помешал оторвавшемуся листку упасть на нее. На мгновение она показалась такой хрупкой и нежной, словно тысячи ромашек остались в ней трепетом.
– Просыпаться каждый день и знать, что тебя никогда больше не будет рядом – невыносимо. Я не знаю, что делать, я умерла с тобой.
Произнеся эти слова, Роза поднимает глаза к небу, из которого льется град слез. Небо оплакивает свое же молчание и ее боль, отдавая дань уважения тому, что она все-таки еще жива.
– Что, если я не хочу бороться? Что мне делать? Как мне быть? – ее слова, невозможно громкие, словно дробят ее голос на части. Он, прерываясь, пытается донести суть, мысли человека, которого больше нет. Но часть, даже физическая, остается жить и бороться, и эта борьба длиною в оставшуюся жизнь навсегда закрепит теорию, что смерть близкого – это продолжение его жизни, только в другом человеке, в том, кому больно. Наконец боль сменяется слишком сильным опустошением, и глаза француженки становятся пустыми, практически стеклянными. – Я устала, мама. И что ты скажешь теперь? Мне не с чем жить теперь, одни и те же мысли каждый день и особенно каждую ночь. Я устала.
Молчание ответило шепоту уважением. Боль, отравляющая Розу, словно яд, не прекращалась. Она будто и отравляла цветок,