Сопка с проплешиной. Рассказы. Виктор Бычков
оказались рядом Гришка Кочетков, Петька Манников и Танька Малахова – Надя тоже не помнит.
Она снова помнит себя уже бредущей вслед друзьям по подлеску, что за деревней.
Её поддерживает Танька, что-то говорит.
Впереди Гришка несёт на руках Данилку, и тоже что-то говорит ребёнку.
Рядом с Гришкой идёт Петька, поминутно оглядываясь назад.
А вот встречу с красноармейцами вечером того же дня уже помнит отчётливо.
Помнит, как вернулась домой тогда же.
Как увидела посреди двора убитых маму и бабушку Степаниду – тоже помнит.
А ещё помнит, как там же во дворе, братик Данилка, обхватив её за ноги, дёргает за сподницу, смотрит снизу вверх и требовательно что-то говорит.
Буковинцы
Рассказ
1
Новость о том, что в деревне будут квартировать какие-то странные полицаи, принёс дед Макар.
Вчера он сам пас за околицей свою отощавшую за зиму козу.
Детишек пожалел: холодно ещё, земля не прогрелась, зябко, а одёжка да обувка у ребятишек поизносилась.
Пришлось самому.
И вот там за околицей, где шлях на райцентр, встретил Андрея Юшкевича – знакомого из соседней деревни, одногодка, бывшего конюха у польского осадника* пана Ковалика. Когда-то и Макар Величко работал кучером у этого же поляка.
Постояли, обменялись махоркой, покурили, вспомнили былое, поделились новостями.
– В Хатыни позавчера всех сожгли, подчистую, – сильно затянувшись, произнёс Андрей. – Всю деревню. Детишек даже не пожалели.
– Иди ты! – Макар махнул руками, словно отгоняя муху. – Иди ты! Чего буровишь? Разве ж можно так шутить?
– Какие шутки? Всех, подчистую, суки, – зло, с придыханием повторил Величко. – Наши когда прибежали, то поздно уже, поздно. Ни одной живой души. Только головешки дымятся, да запах… запах палёной человечины. И эх, раз туды твою туды! Во как.
– Ай-я-я-яй. Матерь Божья, Царица Небесная… как же так? И с чего это вдруг такая кара православным? – Макар сотворил крестное знамение. – Упокой, боже, души невинные.
– Вроде как на днях где-то каких-то важных немцев партизаны уничтожили. Так немцы, мол, решили отомстить.
– Вот оно как. Выходит, отомстить обидчикам – кишка тонка, так они виновными сделали целую деревню, ироды, даже детишек. Эти-то не дадут сдачи, в морды их поганые не въедут. На беззащитных отыграться решили.
– Ага. Люди говорят, что не только немцы жгли, но и наш брат – славянин проявил себя как… как… хуже некуда проявил себя, во как, – Андрей снова крутил папиросу, ладился закурить. – Вот что самое страшное, что славянин славянина, христианин христианина обрёк на смерть жуткую. Вот какая жизнь под немцем наладилась, ни дна ей, ни того… этого. Повылезла из человека всякая нечисть, что до поры, до времени таилась там. Война – она у некоторых человека в себе ломает, о как. Божий человек превращается в сатану. Тьфу!
Руки дрожали, табак рассыпался.
– Полицаи?
– А шут их ведает, – Величко прикурил от старой