Слипер и Дример. Илья Леонович Кнабенгоф
определения Артемий, конечно, не знал) находится в привычной ему среде обитания, а стало быть, знает, что делать. И он тут же ощутил в ответ молчаливый посыл благодарности по типу «дык допетрил, в пургу твои пятки, наконец-то». Артемий приободрился и даже воспылал интересом к ситуации. Его начала забавлять такая игра внутри разума другого существа. А тем временем на матроса Шматко надели странный костюм из непонятного материала (определить наощупь его не представилось возможным), ласты и сложную маску с рифлёными трубками, уходящими за спину, где уже до того навесили тяжеленный круглый баллон со сжатым воздухом. Он спустился по тросу с кормы.
– Ни пуха! – махнул ему вослед матрос.
– Ни Пятачка! – гугукнул в маске Шматко и свалился спиной в воду. Она оказалась ледяная. И тут в памяти Артемия Феоктистовича произошла вспышка, во время которой он успел увидеть разъяснение задания по разведке повреждений вражеской подводной лодки и возможного её последующего конвоирования в порт Кронштадт. Также он побывал при обсуждении телесных достоинств некой Нюры из госпиталя в присутствии двоих своих сотоварищей по оружию в кубрике. И в тот же сияющий миг пространственно-временного застывшего континуума он получил во всю красу своего внимания грязный, покрытый бородавками и пороховой гарью указательный палец штурмана, который тыкает в карту. И услыхал Шматко грозный прокуренный голос:
– Вот она, проклятая! Здесь на банке залегла. В сорок четвёртом квадрате.
– Слышь, штурман, а ведь не зря японцы числом «четыре» смерть означають! – Шматко услышал свой хохоток.
– Отставить шуточки! – штурман и не думал смеяться. – Это приказ штаба флота. Выход у нас один. Что там подорваться, что без лодки вернуться – всё одно позор. Так что молись, Шматко, если в Бога веруешь!
Вода сомкнулась над головой. С шипением Шматко осторожно втянул первую порцию воздуха через маску.
«Слава Богу!» – произнёс он мысленно скорее по привычке, нежели из желания поблагодарить Бога, в которого, честно говоря, не особо и верил-то.
Но тут же, вспомнив слова штурмана, задумался. И наверное, не к месту было сейчас медитировать и размышлять, но почему-то именно в такие минуты и приходит желание изменить в себе нечто важное. Так Феоктист задал себе впервые важный кармический вопрос: а может, есть Бог на свете?
И второй Шматко тоже как-то заёрзал внутри разума первого, и припомнилась бухгалтеру Артемию вдруг фигура странного седоватого дядьки в оранжевой жилетке и в фуражке, что махал ему рукой с обочины дороги. А матрос при этом едва не хлебанул холодной финской заливной водицы, ибо и ему вдруг в этот миг привиделся сей оранжевый жилет и фуражка, странные круглые очки и совершенно немыслимая для родной Земли местность, где над головой сияло в небе нездетутышнее тухленькое солнышко.
– Ёктить твою налево, – поперхнулся Шматко. И уразумел сей момент явным знаком.
«Точно есть Бог на свете!» – решил мысленно Феоктист.
И