Умер-шмумер. Екатерина Вильмонт
жаркий майский день на залитой солнцем набережной Рейна за столиком кафе сидел мужчина. Он был не слишком молод, небрежно одет и небрит, но при этом весь его облик свидетельствовал о том, что он наслаждается жизнью. Перед ним стоял высокий стакан с пивом, вазочка с орешками. Он смотрел на медленно текущие воды Рейна и расслабленно вспоминал строчки «Лорелеи», застрявшие в мозгу еще со школьных лет: «Jch weir nicht, was soll es bedeuten, dar ich so traurig bin».[1] Одним словом, ему было хорошо!
Из этой приятной расслабленности его вырвал довольно резкий голос молоденького кельнера, который что-то быстро говорил смешному чернявому мальчонке с бойкими восточными глазами. Попрошайку гонит, лениво подумал мужчина, достал монетку и бросил парнишке. Тот на лету ее поймал и вприпрыжку унесся, по-видимому очень довольный. Кельнер покачал головой с явным осуждением. Не надо, мол, потакать этим туркам, и так уж от них спасу нет… Но, разумеется, ничего этого он не сказал.
«И как это я проворонил, когда тут появились дамы?» Он с интересом принялся их разглядывать. Вернее одну, ибо вторая сидела к нему спиной. А та, первая, яркая блондинка, была очень недурна. Лет под сорок, что называется, в самом соку. Чувственный рот, изящный носик, роскошные плечи и грудь – одним словом, весьма аппетитная особа, жаль только, в темных очках. У ее подруги видны были лишь худенькие плечи и пышные каштановые с рыжинкой волосы. Они не немки, решил мужчина, наблюдая за артикуляцией блондинки. Неужто русские? Хотя чему удивляться, в Германии сейчас полно русских, и эмигрантов и туристов. Немножко сжало сердце, но он отхлебнул пива и сразу успокоился. Ну и что? Это все в далеком прошлом, а сейчас мне хорошо. От русских нигде теперь не скроешься. Вот в прошлом году решил заняться дайвингом на Мальдивах, так и там первый человек, которого увидел, был русский. Как же все изменилось. Черт побери, эта блондинка вполне подошла бы для легкого отпускного романа.
Я уже достаточно отдохнул, чтобы провести ночку-другую с такой киской. От этих мыслей – нет, даже не мыслей, а ощущений – он немного приосанился и стал обдумывать, под каким предлогом подойти к дамам. Они вдруг громко рассмеялись, блондинка даже простонала: «Ой, не могу!» Действительно, русские. Значит, буду корчить из себя стопроцентного янки, чтобы не было лишних разговоров. Эх, правда, вид у меня не слишком авантажный, ну да ничего… Нет, надо подождать, пусть блондинка снимет очки, а то, может, еще таким крокодилом окажется. Да нет, сразу видно – баба что надо. Он почувствовал, что почти уже готов к любовным подвигам, тем более что русские бабы уж точно не позовут полицию, обвиняя его в сексуальных домогательствах. В этой Америке скоро станешь импотентом… Но тут вторая женщина каким-то очаровательным движением закинула руки, подняла свои роскошные волосы и заколола их на затылке. Видимо, ей стало жарко. Нет, надо сначала и на нее поглядеть, чтобы не дать маху. Шейка у нее прелестная, хрупкая, нежная, так и хочется поцеловать… Да, я, кажется, уже хорошо отдохнул, усмехнулся он про себя. Срочно нужна баба! Интересно все-таки, эта с трогательной шейкой – какая она? Наверное, привлекательная, в том, как она подняла волосы, была какая-то невыразимая прелесть, что-то бесконечно женственное. «Das ewig Weibliche!»[2] Да, пожалуй, я хочу эту, с шейкой… Он встал и ленивой походкой направился к туалету. Но, выйдя оттуда, обнаружил, что за столиком осталась только блондинка. Она сидела и разглядывала толстую пачку фотографий, видимо недавно полученных в фотоателье. Что ж, значит, не судьба, решил он и подошел к блондинке. Но она смерила его таким взглядом, что он весь внутренне скукожился, пробормотал «Sorry» и вернулся за свой столик. Ничего, все нормально, я слишком небрежно одет, видимо, русские женщины по-прежнему ценят мужчин в дорогих костюмах с галстуками. Да и при ближайшем рассмотрении эта блондинка какая-то слишком гладкая, никаких струн не заденет… А вот та, с шейкой… Глупости, брат, ты ее не видел, – может, на трогательной шейке такая мордоворотина… Да, скорее всего, так и есть. Ну их, этих баб, зачем мне сдались сорокалетние русские тетки? Найду себе молоденькую немочку, говорят, они здорово сексуальные и без комплексов, а русская еще влюбится, не дай бог, потом неприятностей не оберешься. Он заказал еще пива и снова расслабленно закрыл глаза. Ах, хорошо… Когда он их открыл, блондинки тоже не было за столиком. Вот и славно. Сейчас расплачусь и пойду пешком домой. Кстати, вчера соседка с большим интересом на меня смотрела, очень миленькая девица, лет двадцать пять, не больше… Он подозвал кельнера, расплатился и вдруг заметил, что под столиком, за которым сидели русские дамы, валяется фотография. Очевидно, блондинка выронила и не заметила. Он быстро нагнулся, поднял карточку, мельком взглянув на нее. Там на фоне памятника Бетховену стояла… Ника! У него даже в глазах зарябило. Впрочем, без очков я могу и ошибиться, снимок достаточно мелкий, не разберешь, зря я не взял очки, глупость какая. Он сунул фотографию в карман и быстро пошел по набережной. Нет, это чепуха, мне померещилось, бред, так не бывает… Откуда тут возьмется Ника? Господи, неужто она была в двух шагах от меня, а я ее не узнал? Я смотрел на ее волосы, шею, я ее хотел, но я не знал, что это она… И я ее упустил… Нет, нет, это не она, нет, просто похожа, наверняка она просто похожа на Нику… И Ника всегда коротко стриглась, говорила, терпеть не может длинные
Не знаю, что стало со мною – Душа моя грустью полна. (Пер. с нем. В. Левика)
Вечная женственность (нем.).