История русского шансона. Максим Кравчинский
бессознательно хотел быть актером».
В юности Саша самостоятельно освоил гитару, пел цыганские романсы, пытался сочинять сам, играл в любительских постановках, снимался в массовке. Писал короткие рассказы, публиковался в журналах.
В 1913 году вместе со старшей сестрой Надеждой они оказались в Москве в составе опереточной труппы. Красивая и одаренная Надежда Николаевна была в этом небольшом театре примадонной, а юный брат держался в тени ее дарования.
«Иногда после оперетты давался дивертисмент, в котором участвовал как рассказчик нескладный верзила, почти мальчик, Александр Вертинский, выступавший всегда с одним и тем же номером и в слишком коротких для его длинных ног брюках, – пишет И. Шнейдер в книге «Записки старого москвича». – Вертинский изображал молодого еврея, пришедшего на экзамен в театральную школу. Это была грубая пародия, но публика ржала, а Вертинский, искренно упоенный своим успехом, бисировал».
Роковой помехой в карьере восходящей звезды Надежды Вертинской стало ее увлечение модным в те годы в богемной среде кокаином – она умерла от передозировки этого наркотика в 1914 году. Пагубной привычке был подвержен и брат Александр, но благодаря обстоятельствам и сильной воле он сумел порвать с порочной страстью, которая, судя по воспоминаниям современников, едва не сгубила его.
Что вы плачете здесь, одинокая глупая деточка,
Кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы?
Вашу тонкую шейку едва прикрывает горжеточка,
Облысевшая, мокрая вся и смешная, как вы…
Устало будет петь со сцены московского театра миниатюр м-м Арцыбашевой «Пьеро». Автором слов на нотном сборнике значился некто В. Агатов, и сегодня трудно сказать наверняка, тот ли самый это Агатов, кто создаст потом главные шлягеры военной поры: «Темная ночь» и «Шаланды, полные кефали». Скорее, нет, потому что «советский» Владимир Агатов (Вэлвл Гуревич, 1901–1967) был на первый взгляд слишком мал для создания прочувствованного шедевра. Но кто знает? Юность способна удивлять.
Собирая материалы для книги в зарубежных архивах, я неожиданно наткнулся на воспоминания некоего Георгия Пина, впервые опубликованные в журнале «Шанхайская Заря» (№ 1301 от 16.02.1930 г.) под названием «Антоша Бледный» Воспоминания москвича». (Автор мемуаров называет Александра Вертинского Антоном, потому что так звучал один из ранних псевдонимов маэстро.)
Александр Вертинский в эмиграции. 30-е годы ХХ века.
Из-за безусловной редкости и экстремального содержания я решил, что будет правильно привести данный текст хотя бы фрагментарно. Речь в статье идет о периоде 1913–1914 годов.
«Антошу Бледного» знала вся почти московская богема среднего пошиба: студенты, статисты театров и кино, хористы и хористки, газетные сотрудники, игроки и вся веселая гуляющая полунощная братия.
Высокая, худая, но веселая, стройная фигура, Антошин тонкий профиль лица, серовато-голубые с поволокой глаза, непринужденность, обходительность и манеры, указывающие